За слово, что помнил когда — то, И после навеки забыл, За все, что в сгораньях заката Искал ты и не находил. И за
Стихотворения поэта Адамович Георгий Викторович
Один сказал: «Нам этой жизни мало», Другой сказал: «Недостижима цель», А женщина привычно и устало, Не слушая, качала колыбель. И стертые веревки так скрипели,
Железный мост откинут И в крепость не пройти. Свернуть бы на равнину С опасного пути? Но белый флаг на башне, Но узкое окно! О,
Он говорил: «Я не люблю природы, Я научу вас не любить ее. И лес, и море, и отроги скал Однообразны и унылы. Тот, Кто
Что там было? Ширь закатов блеклых, Золоченых шпилей легкий взлет, Ледяные розаны на стеклах, Лед на улицах и в душах лед. Разговоры будто бы
Но смерть была смертью. А ночь над холмом Светилась каким — то нездешним огнем, И разбежавшиеся ученики Дышать не могли от стыда и тоски.
Ночью он плакал. О чем, все равно. Многое спутано, затаено. Ночью он плакал, и тихо над ним Жизни сгоревшей развеялся дым. Утром другие приходят
Тянет сыростью от островов, Треплет ветер флаг на пароходе, И глаза твои, как две лагуны, Отражают розовое небо. Мимолетный друг, ведь все обман, Бога
Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды, Не умирают люди от обиды И не перестают любить. В окне чуть брезжит день, и надо снова жить.
Наперекор бессмысленным законам, Наперекор неправедной судьбе Передаю навек я всем влюбленным Мое воспоминанье о тебе. Оно, как ветер, прошумит над ними, Оно протянет между
Холодно. Низкие кручи Полуокутал туман. Тянутся белые тучи Из — за безмолвных полян. Тихо. Пустая телега Изредка продребезжит. Полное близкого света, Небо недвижно висит.
Нет, ты не говори: поэзия — мечта, Где мысль ленивая игрой перевита, И где пленяет нас и дышит легкий гений Быстротекущих снов и нежных
Как холодно в поле, как голо, И как безотрадны очам Убогие русские села (Особенно по вечерам). Изба под березкой. Болото. По черным откосам ручьи.
Ночь… и к чему говорить о любви? Кончены розы и соловьи, Звезды не светят, леса не шумят, Непоправимое…пятьдесят. С розами, значит, или без роз,
Там, где — нибудь, когда — нибудь, У склона гор, на берегу реки, Или за дребезжащею телегой, Бредя привычно за косым дождем, Под низким,
Если дни мои, милостью Бога, На земле могут быть продлены, Мне прожить бы хотелось немного, Хоть бы только до этой весны. Я хочу написать
Всю ночь слова перебираю, Найти ни слова не могу, В изнеможеньи засыпаю И вижу реку всю в снегу, Весь город наш, навек единый, Край
Приглядываясь осторожно К подробностям небытия, Отстаивая, сколько можно, Свое, как говорится, «я», Надеясь, недоумевая, Отбрасывая на ходу «Проблему зла», «проблему рая», Или другую ерунду,
Пора печали, юность — вечный бред. Лишь растеряв по свету всех друзей, Едва дыша, без денег и любви, И больше ни на что уж
Из голубого океана, Которого на свете нет, Из — за глубокого тумана Обманчиво — глубокий свет. Из голубого океана, Из голубого корабля, Из голубого
Ни с кем не говори. Не пей вина. Оставь свой дом. Оставь жену и брата. Оставь людей. Твоя душа должна Почувствовать — к былому
Так бывает: ни сна, ни забвения, Тени близкие бродят во мгле, Спорь, не спорь, никакого сомнения, «Смерть и время царят на земле». Смерть и
Sulmo mihi patria est… ( Сульмо — мой родной город) Овидий Нам Tristia — давно родное слово. Начну ж, как тот: я родился в
Был вечер на пятой неделе Поста. Было больно в груди. Все жилы тянулись, болели, Предчувствуя жизнь впереди. Был зов золотых колоколен, Был в воздухе
Чрез миллионы лет — о, хоть в эфирных волнах! — Хоть раз — о, это все равно! — Померкшие черты среди теней безмолвных Узнать
Навеки блаженство нам Бог обещает! Навек, я с тобою! — несется в ответ. Но гибнет надежда. И страсть умирает. Ни Бога, ни счастья, ни
«О, сердце разрывается на части От нежности… О да, я жизнь любил, Не меряя, не утоляя страсти, — Но к тридцати годам нет больше
Ложится на рассвете легкий снег. И медленно редеют острова, И холодеет небо… Но хочу Теперь я говорить слова такие, Чтоб нежностью наполнился весь мир,
Патрон за стойкою глядит привычно, сонно, Гарсон у столика подводит блюдцам счет. Настойчиво, назойливо, неугомонно Одно с другим — огонь и дым — борьбу
Летит паровоз, клубится дым. Под ним снег, небо над ним. По сторонам — лишь сосны в ряд, Одна за другой в снегу стоят. В
Ни музыки, ни мысли — ничего. Тебе давно чистописанья мало, Тебе давно игрой унылой стало, Что для других — и путь, и торжество. Но
Я не тебя любил, но солнце, свет, Но треск цикад, но голубое море. Я то любил, чего и следу нет В тебе. Я на
Единственное, что люблю я — сон. Какая сладость, тишина какая! Колоколов чуть слышный перезвон, Мгла неподвижная, вся голубая… О, если б можно было твердо
Да, да… я презираю нервы, Истерику, упреки, все. Наш мир — широкий, щедрый, верный, Как небеса, как бытие. Я презираю слезы, — слышишь? Бесчувственный
Тихим, темным, бесконечно — звездным, Нет ему ни имени, ни слов, Голосом небесным и морозным, Из — за бесконечных облаков, Из — за бесконечного
Слушай — и в смутных догадках не лги. Ночь настает, и какая: ни зги! Надо безропотно встретить ее, Как не сжималось бы сердце твое.
Ну, вот и кончено теперь. Конец. Как в мелодраме, грубо и уныло. А ведь из человеческих сердец Таких, мне кажется, немного было. Но что
В последний раз… Не может быть сомненья, Это случается в последний раз, Это награда за долготерпенье, Которым жизнь испытывала нас. Запомни же, как над
Он милостыни просит у тебя, Он — нищий, он протягивает руку. Улыбкой, взглядом, молча, не любя Ответь хоть чем — нибудь на эту муку.
За все, за все спасибо. За войну, За революцию и за изгнанье. За равнодушно — светлую страну, Где мы теперь «влачим существованье». Нет доли
…может быть залог. Пушкин «О, если правда, что в ночи…» Не правда. Не читай, не надо. Все лучше: жалобы твои, Слез ежедневные ручьи, Чем
Есть, несомненно, странные слова, Не измышленья это и не бредни. Мне делается холодно, едва Услышу слово я «Последний». Последний час. Какой огромный сад! Последний
Когда мы в Россию вернемся…о Гамлет восточный, когда? — Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода, Без всяких коней и триумфов, без всяких там
Куртку потертую с беличьим мехом Как мне забыть? Голос ленивый небесным ли эхом Мне заглушить? Ночью настойчиво бьется ненастье В шаткую дверь, Гасит свечу…
Под ветками сирени сгнившей, Не слыша лести и обид, Всему далекий, все забывший, Он, наконец, спокойно спит. Пустынно тихое кладбище, Просторен тихий небосклон, И
Когда успокоится город И смолкнет назойливый гам, Один выхожу я из дому, В двенадцать часов по ночам. Под черным, невидимым небом, По тонкому первому
Поговорить бы хоть теперь, Марина! При жизни не пришлось. Теперь вас нет. Но слышится мне голос лебединый, Как вестник торжества и вестник бед. При
Еще переменится все в этой жизни — о, да! Еще успокоимся мы, о былом забывая. Бывают минуты предчувствий. Не знаешь когда. На улице, дома,
Рассвет и дождь. В саду густой туман, Ненужные на окнах свечи, Раскрытый и забытый чемодан, Чуть вздрагивающие плечи. Ни слова о себе, ни слова
Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнить Одно только имя, очнуться, понять! Над соснами тучи редели. У дома Никто на порог нас