Стихотворения поэта Андреев Даниил Леонидович

Мадленские пещеры

Когда обезьяноподобные люди На сумрачном дне незапамятных рас Вычерчивали на каменной груде Свой первый, звериный иконостас, — Они укрывались от зимних туманов В подземный,

Приснодеве-Матери

Пренепорочная. Присноблаженная. Горней любви благодатное пламя, Кров мирам и оплот! Непостигаемая! Неизреченная! Властно предчувствуемая сердцами Там, в синеве высот! Ты, Чья премудрость лучится и

Ирудрана

В будни, в удушливый зной, В сон, В медленный труд рыбаков, Чей-то безумный, хмельной Сонм Рушится из облаков. С хохотом перебежав Пруд, В пыль

«И гудели вьюжными зимниками…»

И гудели вьюжными зимниками Боры в хвойные колокола… Преставлялись великими схимниками Истончившие плоть дотла; Поднимались в непредставляемую, Чуть мерцавшую раньше синь, Миллионами душ прославляемую

Запах мимозы: песчаные почвы

Запах мимозы: песчаные почвы, Скудость смиренномудрой земли, За белой оградой — терпкие почки, Море — и дорога в пыли. Запах цветка нежнее, чем лира,

Сочельник

Речи смолкли в подъезде. Все ушли. Мы одни. Мы вдвоем. Мы живые созвездья Как в блаженное детство зажжем. Пахнет воском и бором. Белизна изразцов

Холодеющий дух с востока

Холодеющий дух с востока, Вестник мирной ночной поры, Чередуется с теплым током — Поздним вздохом дневной жары. Щедрой ласкою день венчая, Отнимая свой грузный

Предваряю золотые смолы

Предваряю золотые смолы, Чащу сада в мой последний год. Утром — липы, радостные пчелы, Пасека, мед. Обойду ряды гудящих ульев, Опущусь на теплую скамью,

Вместо эпилога

Так, в садах, квартирах, клубах, В небоскребах, тесных хатах, По лесам — в сосновых срубах И в росе, И в великом стольном граде На

В белых платочках и в юбках алых

В белых платочках и в юбках алых Девушки с ведрами у журавля, Рокот на гумнах и на сеновалах, А за околицей — лишь поля.

Гридруттва

Но выше всех метакультур, объяв Их города в прозрачную округлость, Блистает сфера безграничных прав — Чертог взошедших в белизну и мудрость. От высочайших творческих

Беженцы

Киев пал. Все ближе знамя Одина. На восток спасаться, на восток! Там тюрьма. Но в тюрьмах дремлет Родина, Пряха-мать всех судеб и дорог. Гул

Пробуждение

Я не помню, кто отпер засовы: Нет, не ангел, не ты, не я сам, Только ветер пустынный и новый Пробежал по моим волосам. Выхожу

Видно в раскрытые окна веры

Видно в раскрытые окна веры, Как над землею, мчась как дым, Всадники апокалиптической эры Следуют один за другим. И, зачинаясь в метакультуре, Рушась в

«Здесь — уицраор…»

Здесь — уицраор. Там — уицраор. Третий, четвертый… Шесть… Семь.. Отблески тускло-коричневых аур… Темь. Что все былые казни и плахи, Войны и самые лютые

Танцы внизу

А в кварталах, клубах, по вокзалам, Залам — Шепот и объятия: — Со мной Давай!.. — В бульканьях и треньканьях гитары Пары Впитывают жадно

«Разве это — монашество?…»

Разве это — монашество? О великой схиме Как дерзаю поминать Хоть единым словом?.. Ах, совсем другое! Другое вижу: Вот на летней лужайке, у зеленого

На перевозе

Если мы, втроем, вчетвером, Входим путниками на паром — Хорошо в закатном покое Озирая зеркальный плес, Загрубевшею брать рукою Влажно-твердый, упругий трос. Прикасались к

Над зыбью стольких лет незыблемо одна

Над зыбью стольких лет незыблемо одна, Чье имя я шептал на городских окраинах, Ты, юности моей священная луна Вся в инее, в поверьях, в

На день восьмой открылся путь чугунный

На день восьмой открылся путь чугунный, Лазурных рельсов блещущий накал: Они стремились на восток, как струны, И синий воздух млел и утекал. Зной свирепел,