Уже сумерки, как дожди. Мокрый Павловск, осенний Павловск, облетает, слетает, дрожит, как свеча, оплывает. О август, схоронишь ли меня, как трава сохраняет опавшие листья,
Стихотворения поэта Аронзон Леонид Львович
То потрепещет, то ничуть… Смерть бабочки? Свечное пламя? Горячий воск бежит ручьями по всей руке и по плечу. Подняв над памятью свечу, лечу, лечу
Благодарю Тебя за снег, за солнце на Твоем снегу, за то, что весь мне данный век благодарить Тебя могу. Передо мной не куст, а
Прислонившийся к дубу дверей вижу медь духового оркестра, темный лак и карет и коней, от мундиров, шелков и ливрей здесь в саду и тревожно
По взморью Рижскому, по отмелям, ступал по топкому песку, у берегов качался с лодками, пустыми лодками искусств, А после шел, сандали прыгали, на пояс
Рике Клянчали платформы: оставайся! Поезда захлебывались в такте, и слова, и поручни, и пальцы, как театр вечером в антракте. Твоя нежность, словно ты с
Гуляя в утреннем пейзаже, я был заметно одинок, и с криком: «Маменьки, как страшен!» пустились дети наутек. На видя все: и пруд, и древо,
Хорошо на смертном ложе: запах роз, других укропов, весь лежишь, весьма ухожен, не забит и не закопан. Но одно меня тревожит, что в дубовом
Мое веселье — вдохновенье. Играют лошади в Луне, — вот так меня читают Боги в своей высокой тишине. Я думал выйти к океану и
По городу пойду веселым гидом и одарю цыганку за цветок, последнйи снег, капелями изрытый, ужне не снег, а завтрашний поток. Развесь, весна, над улицами
Несчастно как-то в Петербурге. Посмотришь в небо — где оно? Лишь лета нежилой каркас гостит в пустом моем лорнете. Полулежу. Полулечу. Кто там полулетит
«Как бедный шут о злом своем уродстве, я повествую о своем сиротстве…» М. Цветаева Принимаю тебя, сиротство, как разлуку, разрыв, обиду, как таскают уроды
Вот человек, идущий на меня, я дулаюсь короче, я меняюсь, я им задавлен, оглушен, я смят, я поражен, я просто невменяем, О, что задумал
Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма, как и легок, и мал он, венчая вершину лесного холма! Чей там взмах, чья душа
Есть между всем молчание. Одно. Молчание одно, другое, третье. Полной молчаний, каждое оно — есть матерьял для стихотворной сети. А слово — нить. Его
Не вожделеясь расстояньем с Холма, подъемлющего бор, как бы в беспамятстве стоял я один в лесничестве озер. Июль. Воздухоплаванье. Объем обугленного бора. Редколесье. Его
За голосом твоим, по следу твоему, за голосом, как за предназначеньем, вдоль фонарей — там улица в дыму холодного и тихого свеченья. Вот лестница!
В двух шагах за тобою рассвет. Ты стоишь вдоль прекрасного сада. Я смотрю — но прекрасного нет, только тихо и радостно рядом. Только осень
Рите Как летом хорошо — кругом весна! то в головах поставлена сосна, то до конца не прочитать никак китайский текст ночного тростника, то яростней
Эрлю Мы — судари, и нас гоня брега расступятся как челядь, и горы нам запечатлеют скачки безумного коня. И на песок озерных плесов, одетый