Стихотворения поэта Аронзон Леонид Львович

Павловск

Уже сумерки, как дожди. Мокрый Павловск, осенний Павловск, облетает, слетает, дрожит, как свеча, оплывает. О август, схоронишь ли меня, как трава сохраняет опавшие листья,

То потрепещет, то ничуть

То потрепещет, то ничуть… Смерть бабочки? Свечное пламя? Горячий воск бежит ручьями по всей руке и по плечу. Подняв над памятью свечу, лечу, лечу

Благодарю Тебя за снег

Благодарю Тебя за снег, за солнце на Твоем снегу, за то, что весь мне данный век благодарить Тебя могу. Передо мной не куст, а

Осень 1968 года

Прислонившийся к дубу дверей вижу медь духового оркестра, темный лак и карет и коней, от мундиров, шелков и ливрей здесь в саду и тревожно

По взморью Рижскому, по отмелям

По взморью Рижскому, по отмелям, ступал по топкому песку, у берегов качался с лодками, пустыми лодками искусств, А после шел, сандали прыгали, на пояс

Клянчали платформы: оставайся!

Рике Клянчали платформы: оставайся! Поезда захлебывались в такте, и слова, и поручни, и пальцы, как театр вечером в антракте. Твоя нежность, словно ты с

Гуляя в утреннем пейзаже

Гуляя в утреннем пейзаже, я был заметно одинок, и с криком: «Маменьки, как страшен!» пустились дети наутек. На видя все: и пруд, и древо,

Хорошо на смертном ложе

Хорошо на смертном ложе: запах роз, других укропов, весь лежишь, весьма ухожен, не забит и не закопан. Но одно меня тревожит, что в дубовом

Мое веселье — вдохновенье

Мое веселье — вдохновенье. Играют лошади в Луне, — вот так меня читают Боги в своей высокой тишине. Я думал выйти к океану и

По городу пойду веселым гидом

По городу пойду веселым гидом и одарю цыганку за цветок, последнйи снег, капелями изрытый, ужне не снег, а завтрашний поток. Развесь, весна, над улицами

Несчастно как-то в Петербурге

Несчастно как-то в Петербурге. Посмотришь в небо — где оно? Лишь лета нежилой каркас гостит в пустом моем лорнете. Полулежу. Полулечу. Кто там полулетит

Принимаю тебя, сиротство

«Как бедный шут о злом своем уродстве, я повествую о своем сиротстве…» М. Цветаева Принимаю тебя, сиротство, как разлуку, разрыв, обиду, как таскают уроды

Вот человек, идущий на меня

Вот человек, идущий на меня, я дулаюсь короче, я меняюсь, я им задавлен, оглушен, я смят, я поражен, я просто невменяем, О, что задумал

Утро

Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма, как и легок, и мал он, венчая вершину лесного холма! Чей там взмах, чья душа

Есть между всем молчание. Одно

Есть между всем молчание. Одно. Молчание одно, другое, третье. Полной молчаний, каждое оно — есть матерьял для стихотворной сети. А слово — нить. Его

Лесничество

Не вожделеясь расстояньем с Холма, подъемлющего бор, как бы в беспамятстве стоял я один в лесничестве озер. Июль. Воздухоплаванье. Объем обугленного бора. Редколесье. Его

Сонет

За голосом твоим, по следу твоему, за голосом, как за предназначеньем, вдоль фонарей — там улица в дыму холодного и тихого свеченья. Вот лестница!

В двух шагах за тобою рассвет

В двух шагах за тобою рассвет. Ты стоишь вдоль прекрасного сада. Я смотрю — но прекрасного нет, только тихо и радостно рядом. Только осень

Мадригал

Рите Как летом хорошо — кругом весна! то в головах поставлена сосна, то до конца не прочитать никак китайский текст ночного тростника, то яростней

Мы — судари, и нас гоня

Эрлю Мы — судари, и нас гоня брега расступятся как челядь, и горы нам запечатлеют скачки безумного коня. И на песок озерных плесов, одетый

Неушто кто-то смеет вас обнять?

Г. Неушто кто-то смеет вас обнять? — Ночь и река в ночи не столь красивы! О, как прекрасной столь решиться быть смогли вы, что,

Ты приняла свое распятие

Ты приняла свое распятие, как грех стыда осатанелого, не угрожая мне расплатами, но восклицая: что я делаю? Вот только комната — не озеро (там

В пустых домах, в которых все тревожно

В пустых домах, в которых все тревожно, в которых из-за страха невозможно, — я именно в таких живу домах, где что ни дверь, то

Видение Аронзон (Начало поэмы)

На небесах безлюдье и мороз, на глубину ушло число бессмертных, но караульный ангел стужу терпит, невысоко петляя между звезд. А в комнате в роскошных

Троллейбусы уходят в темноту

Троллейбусы уходят в темноту, дрожат дворцы, опущенные в воду, и прирастают крыльями ко льду по-птичьему раскинутые своды. Опять ты здесь, безумец и летун, опять

Сохрани эту ночь у себя на груди

Рике Сохрани эту ночь у себя на груди, в зимней комнате ежась, ступая, как в воду, ты вся — шелест реки, вся — шуршание

Как хорошо в покинутых местах!

Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами. И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами. И дождь идет, и

Да, ночь пространна!

Да, ночь пространна! За изгибом веток изгиб дорог, изгиб моей судьбы, о тишина путей, ночей, ветвей, мне ведом тот путь путей, коснувшийся стопы. Ночь

Каким теперь порадуешь парадом

Каким теперь порадуешь парадом, в какую даль потянется стопа, проговорись, какой еще утратой ошеломишь, веселая судьба, Скажи, каким расподобленьем истин заполнится мой промысел ночной,

Литературоведческие сонеты

1 И Мышкин по бульвару семенит, сечется дождик будто не к добру. Я отщепенец, выкидыш семьи тащусь за ним в какой-то Петербург. Стекают капли

О Господи, помилуй мя

О Господи, помилуй мя на переулках безымянных, где ливни глухо семенят по тротуарам деревянным, Где по булыжным мостовым, по их мозаике, по лужам, моей

Дурна осенняя погода

Дурна осенняя погода: кругом тоска и непогода. Понур октябрь в октябре, и в скуке не отыщешь брода. Одно спасение — колода. Или, колоды не

Послание в лечебницу

В пасмурном парке рисуй на песке мое имя, как при свече, и доживи до лета, чтобы сплетать венки, которые унесет ручей. Вот он петляет

Псковское шоссе

Белые церкви над родиной там, где один я, где-то река, где тоска, затянув перешеек, черные птицы снуют надо мной, как мишени, кони плывут и

Нас всех по пальцам перечесть

Нас всех по пальцам перечесть, но по перстам! Друзья, откуда мне выпала такая честь быть среди вас? Но долго ль буду? На всякий случай:

Зоосад

Я сад люблю, где черные деревья сближеньем веток, дальностью стволов, меня приемлют и в залог доверья мое благословляют ремесло. Но сад другой, уже с

Лесное лето

I В ручье, на рыхлом дне, жилище пиявок, раков и мальков, он на спине лежал их пищей, и плыли волосы легко вниз по теченью,

По вестибюльной скуке города

По вестибюльной скуке города перевечернего, по скуке к дождю приподнятого ворота я узнаю о Петербурге подробности, и с ними в саду иду и мыслю

И мне случалось видеть блеск

И мне случалось видеть блеск — сиянье Божьих глаз: я знаю, мы внутри небес, но те же неба в нас. Как будто нету наказанья

Я и природу разлюбил

Рите Я и природу разлюбил: озера, темные лесами, зады прекрасные кобыл, на кои я смотрел часами. Печаль, и та мне тяжела, пейзаж, украшенный Данаей,

Плафон второго этажа

Плафон второго этажа среди подробных сучьев один — на сад весь — не дрожал: сад мучился падучей. Тоску ночных госпиталей или дворов четвертых январь

В часы бессонницы люблю я в кресле спать

В часы бессонницы люблю я в кресле спать и видеть сон неотличимый от тех картин что наяву мне зримы, и, просыпаясь видеть сон опять:

Еще, как Гулливер, пришит я

«За жар души, растраченный в пустыне…» Лермонтов Еще, как Гулливер, пришит я к тебе двужилием любви, и в этой стуже необжитой прости мне горести