Жизнь прошла. И так ее жалко! Нет ее. Ничего взамен. И вянет в стакане фиалка среди белых лекарственных стен.
Стихотворения поэта Астафьева Наталья Георгиевна
Я в нежных руках государства, одета, обута, сыта. Болею — в аптеках лекарства. Умру — гробовая доска. Ребячество и суесловье, что выболтал магнитофон, прослушает,
Простота хуже воровства — не воры ли придумали это? Не надо каждую поговорку брать за чистую монету. Народ — это разные люди, разные слои
Я долго бродила по галерее. И краски играли, как легкие пальцы, звучали и звали: – Скорее! Скорее! – И жаркой палитрой вокруг рассыпались. Я
Лягушата в ручьи наутек врассыпную летят из-под ног. Прошлогодние корни разрыв, лезут тонкие лапки травы. Синеватый продрогший лесок. Лоскутки почерневшего снега. И к ногам,
Уже шатался материк, твердь под ногами колебалась… О, Атлантида — белый лик, я на твоей земле металась! Грозила небу кулаком и к телу прижимала
А как же вы живете, чужой питаясь кровью? Не тратите при этом даже аппетита? До девяностолетья хватает вам здоровья, хоть вами столько жизней за
— По ком-м-м? По ком-м-м? — звонит все снова, снова Джон-н-н Дон-н-н, Джон-н-н Дон-н-н… К нам тянется та нить. В веках гудит глаголемое слово.
Постепенно оживаю от глухого злого сна, кисти рук освобождаю, выплываю, как со дна. Постепенно ускоряясь, разогрелась в жилах кровь. Сновиденья, разрушаясь, блекнут, тают —
Так радостно – невыносимо! – себя живой вообразить и по земле своей родимой в полях до темноты бродить. Где стол для бабочек накрыли ромашки
В детском треснутом калейдоскопе вразброд разлеглись фигуры… Я такой тебя помню, Европа. Морщинистой. Белокурой. Небольшой городок. Аллея подводит нас к рамам двойным. За стеклами
Что в глаза мои глядите так, будто чуда ожидаете? Ветер мартовский удивительный, но и он ведь ошибается. В синих лужицах закружится, но, как в
Я положила на ладонь свои стихи. Грамм двести будет в них, пожалуй. Это вес моей несбывшейся любви, моей тоски, мой на тебя недорогой бумажный
Пришли. Ночную дачу оцепили. И увели. И нет у нас отца. Наверно, мучили. Наверно, били. Он оказался стойким до конца. Нет в деле подписи
Проснувшись в час печальный, неурочный (а время спать), я буду черной безъязыкой ночи без слов внимать: что в глубине ее живет, таится, а что
О, женщины! Когда б не быт, кастрюль и чашек свинство, когда бы не любви магнит, тоска по материнству… В нас бес, как в колбочке,
Ты забыл, ты забыл, как я шла к тебе — по зиме, по весне, по колено в воде… Ты забыл, ты забыл, как тебя
Все стукачи собак позаводили, прогуливают кротко по утрам. Они ведь добрые. Просто они служили. Они сажали нас, а стыдно нам. Такие добрые… Собаки любят
Озорные зеленые синицы заглядывают в окна на раскрытые страницы Блока. За окном в голубом березы почти золотые, легкая луна лбом к стеклу прислонилась, стынет.
Вот и все. Ничего не окончено. Все как было. Настала зима. И свисают на ясене клочьями темно-бурые семена. Ни о чем не грущу и