Уже вечереет… Спустился туман. У берега тише шумит океан… Рыбак, утомленный дневною тревогой, Плетется с добычей к избушке убогой И, полный признанья, бросает он
Стихотворения поэта Балтрушайтис Юргис Казимирович
В нашем доме нет затишья… Жутко в сумраке ночном, Все тужит забота мышья, Мир не весь окован сном. Кто-то шарит, роет, гложет, Бродит, крадется
I Как трудно высказать — нелживо, Чтоб хоть себя не обмануть — Чем наше сердце втайне живо, О чем, тоскуя, плачет грудь… Речь о
Как бы ни цвел неизмеримо В пыланьи мира каждый миг, В нем, тайным страхом одержимо, Трепещет сердце, дух поник… И все встречают вихрь мгновенья
Плетусь один безлюдным перевалом, Из света в свет — сквозь свет от вечных стен… Неизреченно пламя в сердце малом И тайный жар в душе
Как в круге бытия суровом Ночь следует за днем Иль холод за огнем, Так час безгласья следует за словом…
Весь преданный жару тоски ненасытной, Плетусь я по звездам, ночной пилигрим, Приемля их холод душой беззащитной, Взывая к их пламени сердцем нагим. Мерцает их
Светает близь… Чуть дышит даль, светая… Встает туман столбами, здесь и там… И снова я — как арфа золотая, Послушная таинственным перстам… И тайный
В даль из перламутра Кинув трепет звона, Развевает утро Синие знамена… У рассветной двери, В песне о просторе, Славлю в равной мере Капельку и
В тягостном сумраке ночи немой Мерно качается Маятник мой, С визгом таинственным, ржаво скрипя, Каждый замедливший миг торопя… Будто с тоской по утраченным дням
Венчальный час! Лучистая Зима Хрустальные раскрыла терема… Белеет лебедь в небе голубом… И белый хмель взметается столбом… Лихой гонец, взрывая белый дым, Певучим вихрем
Цветам былого нет забвенья, И мне, как сон, как смутный зов — Сколь часто!- чудится виденье Евпаторийских берегов… Там я бродил тропой без терний,
Как в мой разум беспокойный Входит светом пенье грез, Дикий тополь век свой стройный В мир дробления принес… Я свирелью многодумной Славлю солнце в
Отрывок Чу! Ширь глухая вдруг завыла! Вот зыбкий вихрь мелькнул в кустах, И, будто с жалобой унылой, Клубясь, гудя, взрывая прах, Как белый призрак,
Среди людей, я средь — чужих… Мне в этом мире не до них, Как им, в борьбе и шуме дня, Нет в жизни дела
Кланяйся, смертный, дневной синеве! Кланяйся листьям, их вешней молве, Кланяйся — ниже — осенней траве! Звонко в горячей молитве хвали Алую розу, нарядность земли,
Своенравным Зодчим сложен Дом, в котором я живу, Где мой краткий сон тревожен, Где томлюсь я наяву… Много в нем палат огромных, Ниш пустынных
Стою один на перекрестке, Средь шума улиц городских, Вникая праздно в пыль и блестки, В покой и важность лиц людских… Какое хитрое сплетенье —
В час пустынный, в час мятели, В легком беге карусели, В вихре шумном и лихом, В вечер зимний, в вечер серый, Мчатся дамы, кавалеры,
Входит под сирую кровлю Вечер… И тесен мой кров! Малое сердце готовлю К таинству звездных миров… Явное в свете и в зное Призрачно в