Поразмысли над этим, историк! …Вижу, как на ветру холостом Снова рушится карточный домик, А когда-то — Незыблемый Дом. Неужели святыню — на свалку? Неужели
Стихотворения поэта Бек Татьяна Александровна
Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток, Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино… Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок, Опечатка,
Боже! Самодовольные рожи, Как вы цедите жизнь из ковша, Знать не зная, что боль — это дрожжи, На которых восходит душа. Даже ливень, хлеставший
На маленькой кухне четыре грядущих поэта Вокруг сковородки и темно-зеленой бутыли Стихи о печали кричали, тянули, бубнили… А было за окнами светло-зеленое лето! Четыре
Покуда мы слюною брызжем В сугубо устных разговорах, И спим, и сочиняем порох, — Дурак становится бесстыжим, Поэт — паяцем ярко-рыжим, А летописцем —
Я надышалась — и за мною выдох. А до сих пор, беспечна и смела, Я плакала на ваших панихидах, Но смерть во мне без
С невысокого холма, Голос мой высокий, взвейся! Я сама, сама, сама Все запутала донельзя. По-над полем ячменя Крик несется, полыхая: — Отвернитесь от меня,
Гостиничный ужас описан… Я чувствую этот ночлег, — Как будто на нитку нанизан Мой ставший отчетливым век, — Где кубики школьного мела Крошились, где
Начинается повесть: «Итак, Эта девочка в каменном городе Проживала меж книг и бумаг, А любила овраги да желуди…» Впрочем, стоит ли в третьем лице
Пожелтел и насупился мир. У деревьев осенняя стать. Юность я износила до дыр, Но привыкла — и жалко снимать. Я потуже платок завяжу, Оглянусь
Увы, давно… Точней — давным-давно За станцией, за озером, за радугой Ходили в офицерское кино, Обедали на скатерти залатанной. Во времена каникулярных дач, Теперь
…Я тебя люблю всего лишь, Но не знаю ни на грош. Что же ты меня неволишь И за воротник ведешь? Мой невероятный кореш! Даже
Это что на плите за варево, Это что на столе за курево? Я смутилась от взгляда карего И забыть уже не могу его. Там,
На дачном, на невзрачном полустанке, Где вянут одуванчики во рву, Я запишу на телеграфном бланке Разгневанные ямбы. Но — порву. …Уборщица прошла, старинный китель
Ходившая с лопатой в сад, Глядишь печально и устало… Не строила — искала клад. Не возводила — клад искала. Твою надежду на чужой Непредсказуемый
Ты дура-замухрышка, Поэзия моя! Куда тебе до риска, Куда до соловья? Ты все поешь, как чижик, От имени гурьбы Прокуренных мальчишек, Удравших по грибы,
Глядя на собственные пупы, Вы обездарели, вы тупы… Тоже мне вече, мужи, бояре! Так… Перекупщики на базаре. Я же — не лучше. Стою зевакою,
Опять говорю с ежевикой, Опять не могу без осин. Дрожишь и над малой травинкой, Когда остаешься один. Гляжу, чтоб забыть укоризну Твою, где любви
От косынки до маминых бот Я какая-то злая старуха! Сердце бьется, как рыба об лед, Безутешно, неровно и глухо. Ничего… проживу… не впервой. Даже
Слагаю стих, Который тих, Но внутренне вполне железен, — В надежде, что для остальных Он может быть небесполезен. Иначе как? Иначе мрак. И —
Главных дел — неисполненный список. И сутулится жизнь, как швея. Хоровод напомаженных кисок, Не приманивай, я не твоя! Мне ходить в одиночку по краю,
Мою судьбу из несуровых ниток, Где серых и коричневых избыток И лишь один узор до боли ал, — Наполовину ткач уже соткал. Разглаживать ее
…Было, было: и «любовь до гроба», И косноязычие, и злоба Праведная, и весна вокруг… А теперь: сильней души — утроба, И невыносимо пахнет сдоба,
Разыскали мы одну Ледяную рощу. Можно даже тишину Пробовать на ощупь! Возле старого моста Ветер озорует. Это вот, наверно, там Раки и зимуют! Ну
А я вам расскажу про то, Как я по Сретенке бродила, Как у табачного ларька Я увидала старика. Он смахивал снежок с пальто И
Я знаю, что те слова, которые я ищу, Давно до меня разысканы и охают надо мной, Когда я стихи пишу, как мостовую мощу, Где
Я — река. Не большая, не бурная, А каких под Москвою полно: На поверхности — рощица бурая И песчаное, мелкое дно. Я — река.
Открывается даль за воротами Неуютно, тревожно, светло… Мы поэтами, мы обормотами Были, были, — да время сошло. Ты играл со звездой, как с ровесницей,
И родина, где я росла ветвясь, Меня не видит и толкает в грязь, — И мусор доморощенных жемчужин На откровенном торжище не нужен, —
А мне не пишется, не пишется, Как ни стараться, как ни пыжиться, Как пот со лба ни утирать… Орехов нет в моем орешнике, Весь
Если вы меня не перебьете, Я вам человека покажу. Это ваш товарищ по работе Или же сосед по этажу. Совершенно неуместный некто. Пустомеля, спица
И шли, и пели, и топили печь, И кровь пускали, и детей растили, И засоряли сорняками речь, И ставили табличку на могиле, И плакали,
Настоящей жизни свет Очень прост и даже скуден. Вечно я рвалась из буден В праздники, которых — нет, И презрительно звала Лишь черновиком, разбегом
Что бы ни было, но поутру — Эта шалая детская вера: — С понедельника — новая эра! Душу вылечу, книги протру. Суета, маета, несвобода,
Мы новые? Нет, мы те же, И, свежую грязь меся, Нам память несет депеши О том, что изъять нельзя — Ни белочек в перелеске,