Стихотворения поэта Бек Татьяна Александровна

Поразмысли над этим, историк!

Поразмысли над этим, историк! …Вижу, как на ветру холостом Снова рушится карточный домик, А когда-то — Незыблемый Дом. Неужели святыню — на свалку? Неужели

Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток

Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток, Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино… Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок, Опечатка,

Боже! Самодовольные рожи

Боже! Самодовольные рожи, Как вы цедите жизнь из ковша, Знать не зная, что боль — это дрожжи, На которых восходит душа. Даже ливень, хлеставший

Счастливое лето

На маленькой кухне четыре грядущих поэта Вокруг сковородки и темно-зеленой бутыли Стихи о печали кричали, тянули, бубнили… А было за окнами светло-зеленое лето! Четыре

Покуда мы слюною брызжем

Покуда мы слюною брызжем В сугубо устных разговорах, И спим, и сочиняем порох, — Дурак становится бесстыжим, Поэт — паяцем ярко-рыжим, А летописцем —

Я надышалась — и за мною выдох

Я надышалась — и за мною выдох. А до сих пор, беспечна и смела, Я плакала на ваших панихидах, Но смерть во мне без

С невысокого холма

С невысокого холма, Голос мой высокий, взвейся! Я сама, сама, сама Все запутала донельзя. По-над полем ячменя Крик несется, полыхая: — Отвернитесь от меня,

Гостиничный ужас описан

Гостиничный ужас описан… Я чувствую этот ночлег, — Как будто на нитку нанизан Мой ставший отчетливым век, — Где кубики школьного мела Крошились, где

Начинается повесть: «Итак»

Начинается повесть: «Итак, Эта девочка в каменном городе Проживала меж книг и бумаг, А любила овраги да желуди…» Впрочем, стоит ли в третьем лице

Пожелтел и насупился мир

Пожелтел и насупился мир. У деревьев осенняя стать. Юность я износила до дыр, Но привыкла — и жалко снимать. Я потуже платок завяжу, Оглянусь

Моей родне

Увы, давно… Точней — давным-давно За станцией, за озером, за радугой Ходили в офицерское кино, Обедали на скатерти залатанной. Во времена каникулярных дач, Теперь

Я тебя люблю всего лишь

…Я тебя люблю всего лишь, Но не знаю ни на грош. Что же ты меня неволишь И за воротник ведешь? Мой невероятный кореш! Даже

Это что на плите за варево

Это что на плите за варево, Это что на столе за курево? Я смутилась от взгляда карего И забыть уже не могу его. Там,

На дачном, на невзрачном полустанке

На дачном, на невзрачном полустанке, Где вянут одуванчики во рву, Я запишу на телеграфном бланке Разгневанные ямбы. Но — порву. …Уборщица прошла, старинный китель

Ходившая с лопатой в сад

Ходившая с лопатой в сад, Глядишь печально и устало… Не строила — искала клад. Не возводила — клад искала. Твою надежду на чужой Непредсказуемый

Ты дура-замухрышка

Ты дура-замухрышка, Поэзия моя! Куда тебе до риска, Куда до соловья? Ты все поешь, как чижик, От имени гурьбы Прокуренных мальчишек, Удравших по грибы,

Глядя на собственные пупы

Глядя на собственные пупы, Вы обездарели, вы тупы… Тоже мне вече, мужи, бояре! Так… Перекупщики на базаре. Я же — не лучше. Стою зевакою,

Опять говорю с ежевикой

Опять говорю с ежевикой, Опять не могу без осин. Дрожишь и над малой травинкой, Когда остаешься один. Гляжу, чтоб забыть укоризну Твою, где любви

От косынки до маминых бот

От косынки до маминых бот Я какая-то злая старуха! Сердце бьется, как рыба об лед, Безутешно, неровно и глухо. Ничего… проживу… не впервой. Даже

Слагаю стих

Слагаю стих, Который тих, Но внутренне вполне железен, — В надежде, что для остальных Он может быть небесполезен. Иначе как? Иначе мрак. И —