Льет без конца. В лесу туман. Качают елки головою: «Ах, Боже мой!» — Лес точно пьян, Пресыщен влагой дождевою. В сторожке темной у окна
Стихотворения поэта Бунин Иван Алексеевич
Полночный звон степной пустыни, Покой небес, тепло земли, И горький мед сухой полыни, И бледность звездная вдали. Что слушает моя собака? Вне жизни мы
Не устану воспевать вас, звезды! Вечно вы таинственны и юны. С детских дней я робко постигаю Темных бездн сияющие руны. В детстве я любил
Ясным утром на тихом пруде Резво ласточки реют кругом, Опускаются к самой воде, Чуть касаются влаги крылом. На лету они звонко поют, А вокруг
Догорел апрельский светлый вечер, По лугам холодный сумрак лег. Спят грачи; далекий шум потока В темноте таинственно заглох. Но свежее пахнет зеленями Молодой озябший
Когда на темный город сходит В глухую ночь глубокий сон, Когда метель, кружась, заводит На колокольнях перезвон,- Как жутко сердце замирает! Как заунывно в
И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной… Срок настанет — господь сына блудного спросит: «Был ли счастлив ты
В окно я вижу груды облаков, Холодных, белоснежных, как зимою, И яркость неба влажно-голубого. Осенний полдень светел, и на север Уходят тучи. Клены золотые
Край без истории… Все лес да лес, болота, Трясины, заводи в ольхе и тростниках, В столетних яворах… На дальних облаках — Заката летнего краса
Все лес и лес. А день темнеет; Низы синеют, и трава Седой росой в лугах белеет… Проснулась серая сова. На запад сосны вереницей Идут,
Гул бури за горой и грохот отдаленных Полуночных зыбей, бушующих в бреду. Звон, непрерывный звон кузнечиков бессонных, И мутный лунный свет в оливковом саду.
Аленушка в лесу жила, Аленушка смугла была, Глаза у ней горячие, Блескучие, стоячие. Мала, мала Аленушка, А пьет с отцом — до донушка. Пошла
На поднебесном утесе, где бури Свищут в слепящей лазури,- Дикий, зловонный орлиный приют. Пью, как студеную воду, Горную бурю, свободу, Вечность, летящую тут.
…Зачем и о чем говорить? Всю душу, с любовью, с мечтами, Все сердце стараться раскрыть — И чем же? — одними словами! И хоть
Шумели листья, облетая, Лес заводил осенний вой… Каких-то серых птичек стая Кружилась по ветру с листвой. А я был мал, — беспечной шуткой Смятенье
Горит хрусталь, горит рубин в вине, Звездой дрожит на скатерти в салоне. Последний остров тонет в небосклоне, Где зной и блеск слились в горячем
Шесть золотистых мраморных колонн, Безбрежная зеленая долина, Ливан в снегу и неба синий склон. Я видел Нил и Сфинкса-исполина, Я видел пирамиды: ты сильней,
Свекровь-госпожа в терему до полден заспалась: Спи, родная, спи, я одна, молода, убралась! Серьгу и кольцо я в бору колдуну отдала, Питье на меду
Вода за холодные серые дни в октябре На отмелях спала — прозрачная стала и чистая. В песке обнаженном оттиснулась лапка лучистая: Рыбалка сидела на
Мир вам, в земле почившие!- За садом Погост рабов, погост дворовых наших: Две десятины пустоши, волнистой От бугорков могильных. Ни креста, Ни деревца. Местами
Поэт печальный и суровый, Бедняк, задавленный нуждой, Напрасно нищеты оковы Порвать стремишься ты душой! Напрасно хочешь ты презреньем Свои несчастья победить И, склонный к
Лиман песком от моря отделен. Когда садится солнце за Лиманом, Песок бывает ярко позлащен. Он весь в рыбалках. Белым караваном Стоят они на грани
В горах, от снега побелевших, Туманно к вечеру синевших, Тащилась на спине осла Вязанка сучьев почерневших, А я, в лохмотьях, следом шла. Вдруг сзади
Гаснет вечер, даль синеет, Солнышко садится, Степь да степь кругом — и всюду Нива колосится! Пахнет медом, зацветает Белая гречиха… Звон к вечерне из
Беру твою руку и долго смотрю на нее, Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело: Вот в этой руке — все твое бытие, Я
В блеске огней, за зеркальными стеклами, Пышно цветут дорогие цветы, Нежны и сладки их тонкие запахи, Листья и стебли полны красоты. Их возрастили в
Еще утро не скоро, не скоро, ночь из тихих лесов не ушла. Под навесами сонного бора — предрассветная теплая мгла. Еще ранние птицы не
Штиль в безгранично светлом Ак-Денизе. Зацвел миндаль. В ауле тишина И теплый блеск. В мечети на карнизе, Воркуя, ходят, ходят турмана. На скате, под
Туча растаяла. Влажным теплом Веет весенняя ночь над селом; Ветер приносит с полей аромат, Слабо алеет за степью закат. Тонкий туман над стемневшей рекой
Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись — Две чаши, полные огня. В окно, в прохладный сумрак дома, Глядел
Монастыри в предгориях глухих, Наследие разбойников морских, Обители забытые, пустые,- Моя душа жила когда-то в них: Люблю, люблю вас, келии простые, Дворы в стенах
Ай, тяжела турецкая шарманка! Бредет худой, согнувшийся хорват По дачам утром. В юбке обезьянка Бежит за ним, смешно поднявши зад. И детское и старческое
В полях, далеко от усадьбы, Зимует просяной омет. Там табунятся волчьи свадьбы, Там клочья шерсти и помет. Воловьи ребра у дороги Торчат в снегу
Кошка в крапиве за домом жила. Дом обветшалый молчал, как могила. Кошка в него по ночам приходила И замирала напротив стола. Стол обращен к
Ты чужая, но любишь, Любишь только меня. Ты меня не забудешь До последнего дня. Ты покорно и скромно Шла за ним от венца. Но
Зачем пленяет старая могила Блаженными мечтами о былом? Зачем зеленым клонится челом Та ива, что могилу осенила, Так горестно, так нежно и светло, Как
Над чернотой твоих пучин Горели дивные светила, И тяжко зыбь твоя ходила, Взрывая огнь беззвучных мин. Она глаза слепила нам, И мы бледнели в
Хрустя по серой гальке, он прошел Покатый сад, взглянул по водоемам, Сел на скамью… За новым белым домом Хребет Яйлы и близок и тяжел.
Высоко полный месяц стоит В небесах над туманной землей, Бледным светом луга серебрит, Напоенные белою мглой. В белой мгле, на широких лугах, На пустынных
Чашу с темным вином подала мне богиня печали. Тихо выпив вино, я в смертельной истоме поник. И сказала бесстрастно, с холодной улыбкой богиня: «Сладок
В стороне от дороги, под дубом, Под лучами палящими спит В зипунишке, заштопанном грубо, Старый нищий, седой инвалид; Изнемог он от дальней дороги И
На севере есть розовые мхи, Есть серебристо-шелковые дюны… Но темных сосен звонкие верхи Поют, поют над морем, точно струны. Послушай их. Стань, прислонись к
Как в апреле по ночам в аллее, И все тоньше верхних сучьев дым, И все легче, ближе и виднее Побледневший небосклон за ним. Этот
Как дымкой даль полей закрыв на полчаса, Прошел внезапный дождь косыми полосами — И снова глубоко синеют небеса Над освеженными лесами. Тепло и влажный
В стороне далекой от родного края Снится мне приволье тихих деревень, В поле при дороге белая береза, Озими да пашни — и апрельский день.
«И умерла, и схоронил Иаков Ее в пути…» И на гробнице нет Ни имени, ни надписей, ни знаков. Ночной порой в ней светит слабый
Солнце полночное, тени лиловые В желтых ухабах тяжелых зыбей. Солнце не греет — на лица суровые Падает светом холодных лучей. Скрылись кресты Соловецкой обители.
У меня, сироты, была мачеха злая. В избу пустую ночью пришла я: В темные лесы гнала меня мати Жито сырое молоть, просевати. Много смолола
Черный бархатный шмель, золотое оплечье, Заунывно гудящий певучей струной, Ты зачем залетаешь в жилье человечье И как будто тоскуешь со мной? За окном свет
Месяц задумчивый, полночь глубокая… Хутор в степи одинок… Дремлет в молчанье равнина широкая, Тепел ночной ветерок. Желтые ржи, далеко озаренные, Морем безбрежным стоят… Ветер