И смерть казалась близкой, близкой, И в сердце был и свет, и сон. И опустились звезды низко На полунощный небосклон. Из комнаты звучало пенье
Стихотворения поэта Чулков Георгий Иванович
Какая в поле тишина! Земля, раскинувшись, уснула. Устав от солнечного гула, От хмеля терпкого вина. И я дремал, забыв, что ярость Страстей мятежных не
Поэта сердце влажно, как стихия Здесь на земле рожденных Небом вод. В нем вечен волн волшебный хоровод — Вопль радости иль жалобы глухие. Немолчно
Пьяный бор к воде склонился, Берег кровью обагрился: Солнце стало над рекой, Солнце рдеет над рекой. Взмахи вижу сильных весел, Кто-то камень в воду
Приникни, милая, к стеклу, Вглядись в таинственную мглу: Вон там за темною стеной Стоит, таится спутник мой. Я долго шел, и по пятам Он
Хрусталь моей любви разбился с тонким звоном, Осколки милые звенят-поют во мне; Но снова я пленен таинственным законом: Пою любовь мою в завороженном сне.
Петербургские сны и поныне Мою душу отравой томят; И поныне в безумной пустыне Меня мучает холодом ад. Не уйти мне от страшного неба, От
Какая тишина! И птицы, И люди — все молчит кругом! Лишь звезд лохматые ресницы… И запах роз… И мы вдвоем… И чем больней воспоминанье
Уста к устам — как рана к ране — Мы задыхаемся в любви. Душа, как зверь в слепом капкане, Все бьется — глупая —
Ведут таинственные оры Свой тайнозримый хоровод. Умрет ли кто иль не умрет — Но дивной музы Терпсихоры Прекрасен в вечности полет. Ты, смертный, утешайся
Девушка! Ты жрица иль ребенок? Танец твой так странен и так тонок. Все движения, как сон, легки… В чем же тайна пламенной тоски? Детских
Твоя стихия — пенный вал, Твоя напевность — влага моря, Где, с волнами сурово споря, Ты смерть любовью побеждал Твоя душа — как дух
Еще скрежещет змий железный, Сверкая зыбью чешуи; Еще висят над черной бездной, Россия, паруса твои; Еще невидим кормчий темный В тумане одичалых вод; И
Живому сердцу нет отрады, Когда в бреду безумный мир, Когда земные дети рады Устроить на кладбище пир. Для них слепой, для Бога зрячий, Томится
1 Так праздник огненных созвездий В душе пылает и поет; Но час печальный, час возмездий Копье жестокое несет. И знаю: обнажатся плечи И беззащитна
Я не мирюсь с своей судьбою, Мне душен полунощный плен. Как очарован ворожбою Тяжелый камень белых стен! И я от чар безумно тихо Изнемогаю
Когда в ночной тиши приходит демон злой В мою таинственную келью, И шепчет дерзостно, нарушив мой покой, Призывы к грешному веселью; Когда с небрежностью
Мажорный марш твоих утопий Мне очень нравится, поэт; И после серых, скучных копий Приятно видеть яркий цвет, — И пусть преобладает красный В твоей
Почему так пусто в нашем доме? Почему такая тишина? Если б в молнии и в грозном громе Вся сгорела бы моя страна; Если б
Соблазненные суетным веком Никогда не поймут, что дерзать Значит просто простым человеком В тихом домике жизнь коротать, Что при свете смиренной лампады Можно солнце
Стоит шест с гагарой, С убитой вещей гагарой; Опрокинулось тусклое солнце: По тайге медведи бродят. Приходи, любовь моя, приходи! Я спою о тусклом солнце,
И странных слов безумный хоровод, И острых мыслей огненное жало, И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мед, И лезвие кровавого кинжала, И
Жара была такая, что в мае колосилась рожь, чего не запомнят старожилы. Из хроники Иссякли все источники. Все сухо И май — не май,
Как опытный бретер владеет шпагой, Так диалектикой владеешь ты; Ты строишь прочные, как сталь, мосты Над бездною — с великою отвагой. Патриотическим иль красным
Как будто приоткрылась дверца Из каменной моей тюрьмы… Грудная жаба душит сердце В потемках северной зимы. И кажется, что вот — мгновенье — И
Сумерки-сестры за пяльцами Тихо свершают свой труд; С грустью прилежными пальцами Ткань гробовую плетут. Труд ваш ценю утомительный — Петлю за петлю — и
О, юродивая Россия, Люблю, люблю твои поля, Пусть ты безумная стихия, Но ты свята, моя земля. И в этот час, час преступлений, Целую твой
Прости, Христос, мою гордыню, Самоубийственный мой грех, И освяти мою пустыню, Ты, жертва тайная за всех. Надменье духа гаснет в страхе Пред чудом вечного
Не бойся, мальчик мой, не плачь! Иди ко мни, мой гость желанный. Смотри: на ветке — черный грач, Весны глашатай неустанный. Пойдем-ка в хижину
В жизни скучной, в жизни нищей Как желанен твой уют… В этом сказочном жилище Музы нежные поют. В старых рамах бледны лица, Как в
Тебе приснился странный сон, Ты видел: люди с молотками Склонились над Христом, а Он Лежал, обвитый пеленами. Ты отстранил тогда людей, Младенец-Рыцарь, — и
Дымятся обнаженные поля, И зарево горит над сжатой полосою. Пустынная, пустынная земля, Опустошенная косою! И чудится за лесом темный крик, И край небес поник:
Слова и облачны, и лживы, Как на болоте злой туман; Но я — лукавый и ленивый — Их сочетаньем вечно пьян. Жилища я себе
И опять она стучит Через толщу старых плит. Стуком мерным, Стуком верным Сердце слабое туманит. Часовой в оконце взглянет: Тихо станет. Но опять упорный
Ты иронической улыбкой От злых наветов огражден, И на дороге скользко-зыбкой Неутомим и окрылен. Ты искушаешь — искушаем — Гадаешь — не разгадан сам,