Смертный, гонимый людьми и судьбой! расставаяся с миром, Злобу людей и судьбы сердцем прости и забудь. К солнцу впоследнее взор обрати, как Руссо, и
Стихотворения поэта Дельвиг Антон Антонович
Нет, я не ваш, веселые друзья, Мне беззаботность изменила. Любовь, любовь к молчанию меня И к тяжким думам приучила. Нет, не сорву с себя
Прохожий, здесь не стой! беги скорей, уйди, И то на цыпочках и не шелох никак. Подьячий тут лежит — его не разбуди! А то
Бородинские долины Осребрялися луной, Громы на холмах немели, И вдали шатры белели Омраченной полосой! Быстро мчалися поляки Вдоль лесистых берегов, Ива листьями шептала, И
Когда Амур еще был вашим богом И грации вас кликали сестрой, Когда самой Психее красотой Вы уступить могли, ей-ей! не в многом — Я
«Дедушка!- девицы Раз мне говорили.- Нет ли небылицы Иль старинной были?» — «Как не быть!- уныло Красным отвечал я.- Сердце вас любило, Так чего
Дорида, Дорида! любовью все дышит, Все пьет наслажденье с притекшей весной: Чуть зефир, струяся, березу колышет, И с берега лебедь понесся волной К зовущей
Свиток истлевший с трудом развернули. Напрасны усилья: В старом свитке прочли книгу, известную всем. Юноша! к Лиде ласкаясь, ты старого тоже добьешься: Лида подчас
Други, пусть года несутся, О годах не нам тужить! Не всегда и грозди вьются! Так скорей и пить, и жить! Громкий смех над докторами!
В судьбу я верю с юных лет. Ее внушениям покорный, Не выбрал я стези придворной, Не полюбил я эполет (Наряда юности задорной), Но увлечен
Хлоя старика седого Захотела осмеять И шепнула: «Я драгого Под окошком буду ждать». Вот уж ночь; через долину, То за холмом, то в кустах,
Все изменилось, Платон, под скипетром старого Хрона: Нет просвещенных Афин, Спарты следов не найдешь, Боги покинули греков, греки забыли свободу, И униженный раб топчет
Как разнесся слух по Петрополю, Слух прискорбнейший россиянину, Что во матушку Москву каменну Взошли варвары иноземный. То услышавши, отставной сержант Подозвал к себе сына
Здравия полный фиал Игея сокрыла в тумане, Резвый Эрот и хариты с тоскою бегут от тебя: Бледная тихо болезнь на ложе твое наклонилась, Сон
Пела, пела пташечка И затихла; Знало сердце радости И забыло. Что, певунья пташечка, Замолчала? Как ты, сердце, сведалось С черным горем? Ах! убили пташечку
Прозаик милый, О Савич мой, Перед тобой, Собравшись с силой, Я нарисую, Махнув пером, Всегда младую, С златым венцом, С златою лирой И по
Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется; Внимая боренью стихий, и в бурю мы счастливы будем, И в бурю мы можем любить! ты
Здесь фиалка на лугах С зеленью пестреет, В свежих Флоры волосах На венке краснеет. Юноша, весна пройдет, И фиалка опадет. Розой, дева, украшай Груди
У нас, у небольших певцов, Рука и сердце в вечной ссоре: Одно тебе, без лишних слов, Давно бы несколько стихов Сердечных молвило, на горе
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин! О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают! Их кудри упали развитые в беспорядке на
Что жизнь его была? тяжелый сон. Что смерть? от грез ужасных пробужденье Впросонках улыбнулся он — И снова, может быть, там начал сновиденье.
У нас, у небольших певцов, Рука и сердце в вечной ссоре: Одно тебе, без лишних слов, Давно бы несколько стихов Сердечных молвило, на горе
Что вдали блеснуло и дымится? Что за гром раздался по заливу? Подо мной конь вздрогнул, поднял гриву, Звонко ржет, грызет узду, бодрится. Снова блеск…
«Как! ты расплакался! слушать не хочешь и старого друга! Страшное дело: Дафна тебе ни полслова не скажет, Песень с тобой не поет, не пляшет,
Мы весело свои кончали дни! Что до чужих? Пускай летят они, В двух сторонах экватор рассекая, Но мы б, друзей под вечер оставляя, Фортуне
Я ль от старого бежала, В полночь травы собирала, Травы с росами мешала, Все о воле чаровала. Птичке волю, сердцу волю! Скоро ль буду
Ты на Доминге вечно будь, Моя надежда остальная, И обо мне когда-нибудь Она вздохнет, его лаская.
Я редко пел, но весело, друзья! Моя душа свободно разливалась. О Царский сад, тебя ль забуду я? Твоей красой волшебной оживлялась Проказница фантазия моя,
Друг Пушкин, хочешь ли отведать Дурного масла, яиц гнилых, — Так приходи со мной обедать Сегодня у своих родных.
Броженье юности унялось, Остепенился твой поэт, И вот ему что отстоялось От прежних дел, от прошлых лет. Тут все, знакомое субботам, Когда мы жили
И вещего бояна опустили Сквозь запах роз и песни соловьев Под тень олив, на ложе из цветов.
Сопутница моя златая, Сестра крылатых снов, Ты, свежесть в нектар изливая На пиршестве богов, С их древних чел свеваешь думы, Лишаешь радость крыл. Склонился
О друг! в сей незабвенный час Пади перед пенатом И, съединя с друзьями глас, Фалернским непочатым Фиал наполнивши вином, Излей перед богами, Да благо
Путешественник Нет, не в Аркадии я! Пастуха заунывную песню Слышать бы должно в Египте иль Азии Средней, где рабство Грустною песней привыкло существенность тяжкую
Дитятей часто я сердился, Игрушки, няньку бил; Еще весь гнев не проходил, Как я стыдился. Того уж нет! и я влюбился, Томленьем грудь полна!
Бедные мы! что наш ум? — сквозь туман озаряющий факел Бурей гонимый наш челн по морю бедствий и слез; Счастие наше в неведеньи жалком,
Я знал ее: она была душою Прелестней своего прекрасного лица. Умом живым, мечтательной тоскою, Как бы предчувствием столь раннего конца, Любовию к родным и
От вас бы нам, с краев Востока, Ждать должно песен и цветов: В соседстве вашем дух пророка Волшебной свежестью стихов Живит поклонников Корана; Близ
Мальчик, солнце встретить должно С торжеством в конце пиров! Принеси же осторожно И скорей из погребов В кубках длинных и тяжелых, Как любила старина,
Ты в Петербурге, ты со мной, В объятьях друга и поэта! Опять прошедшего мы лета, О трубадур веселый мой, Забавы, игры воскресили; Опять нас
Когда земля отдаст плоды Трудов зимы, весны и лета И, желтой мантией одета, Везде печальные следы Являет роскоши минувшей, Подобно радости, мелькнувшей Быстрее молнии
Младой певец, дорогою прекрасной Тебе идти к парнасским высотам, Тебе венок (поверь моим словам) Плетет Амур с каменой сладкогласной. От ранних лет я пламень
Помнишь, Евгений, ту шумную ночь (и она улетела), Когда мы с Амуром и Вакхом Тихо, но смело прокралися в терем Лилеты? И что же!
Наяву и в сладком сне Все мечтаетесь вы мне: Кудри, кудри шелковые, Юных персей красота, Прелесть — очи и уста, И лобзания живые. И
В моей крови Огонь любви! Вотще усилья, Мой Гиппократ! Уж слышу — крылья Теней шумят! Их зрю в полете! Зовут, манят — К подземной
Прекрасный день, счастливый день: И солнце, и любовь! С нагих полей сбежала тень — Светлеет сердце вновь. Проснитесь, рощи и поля; Пусть жизнью все
Я вечером с трубкой сидел у окна; Печально глядела в окошко луна; Я слышал: потоки шумели вдали; Я видел: на холмы туманы легли. В
В священной роще я видел прелестную В одежде белой и с белою розою На нежных персях, дыханьем легким Колеблемых; Венок увядший, свирель семиствольная И
Дева Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался! Розе подобный красой, как Филомела, ты пел, Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и
Прохожий! здесь лежит философ-человек, Он проспал целый век, Чтоб доказать, как прав был Соломон, Сказав: «Все суета! все сон!»