Секунд, минут, часов — нули.
Сердца с часами сверьте!
Объявлен праздник всей Земли:
«День без единой смерти».
Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада — на засове,
Без оговорок и условий
Все согласовано в верхах.
Старухе Смерти взятку дали
И погрузили в забытье —
И напоили вдрызг ее
И даже косу отобрали.
Никто от родов не умрет,
От старости, болезней, от
Успеха, страха, срама, оскорблений.
Ну а за кем недоглядят,
Тех беспощадно оживят —
Спокойно, без особых угрызений.
И если где резня теперь —
Ножи держать тупыми!
А если бой, то — без потерь,
Расстрел — так холостыми.
Указ гласит без всяких «но»:
Свинцу отвешивать поклоны,
Чтоб лучше жили миллионы, —
На этот день запрещено.
И вы, убийцы, пыл умерьте, —
Забудьте мстить и ревновать!
Бить можно, но — не убивать,
Душить, но только не до смерти.
Конкретно, просто, делово:
Во имя черта самого
Никто нигде не обнажит кинжалов.
И злой палач на эшафот
Ни капли крови не прольет
За торжество добра и идеалов.
Оставьте, висельники, тли,
Дурацкие затеи!
Вы, вынутые из петли,
Не станете святее.
Вы нам противны и смешны,
Слюнтяи, трусы, самоеды, —
У нас несчастия и беды
На этот день отменены!
Не смейте вспарывать запястья,
И яд глотать, и в рот стрелять,
На подоконники вставать,
Нам яркий свет из окон застя!
Мы будем вас снимать с петли
И напоказ валять в пыли,
Еще дышащих, тепленьких, в исподнем…
Жить, хоть несильно, — вот приказ!
Куда вы денетесь от нас:
Приема нынче нет в раю Господнем.
И запылают сто костров —
Не жечь, а греть нам спины,
И будет много катастроф,
А смерти — ни единой!
И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства,
И падать будут из притворства
От выстрелов из-за угла.
И заползут в сырую келью
И вечный мрак, и страшный рак,
Уступит место боль и страх
Невероятному веселью!
Ничто не в силах помешать
Нам жить, смеяться и дышать, —
Мы ждем событья в радостной истоме.
Для темных личностей в Столбах
Полно смирительных рубах:
Особый праздник в Сумасшедшем доме…
…И пробил час, и день возник,
Как взрыв, как ослепленье!
То тут, то там взвивался крик:
«Остановись, мгновенье!»
И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели,
И люди быстро обнаглели:
Твори, что хочешь, — смерти нет!
Иной до смерти выпивал —
Но жил, подлец, не умирал.
Другой в пролеты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот — его… Ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.
Тихоня, паинька, не знал
Ни драки, ни раздоров:
Теперь он голос поднимал,
Как колья от заборов, —
Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник,
А прежде он был тихий книжник
И зло с насильем презирал.
Кругом никто не умирал,
А тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье —
Тот бить стремился наповал,
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.
Ученый мир — так весь воспрял,
И врач, науки ради,
На людях яды проверял —
И без противоядий!
Вон там устроила погром —
Должно быть, хунта или клика,
Но все от мала до велика
Живут, — все кончилось добром.
Самоубийц, числом до ста,
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся — скопом оживляли.
Фортуну — вон из колеса…
Да, день без смерти удался! —
Застрельщики, ликуя, пировали.
…Но вдруг глашатай весть разнес
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось,
Что кто-то умер где-то
В тишайшем уголке Земли,
Где спят и страсти, и стихии, —
Реаниматоры лихие
Туда добраться не смогли.
Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!
И как уговорил он Смерть?
Ей дали взятку — Смерть не на работе.
Недоглядели, хоть реви, —
Он взял да умер от любви —
На взлете умер он, на верхней ноте!
(2 votes, average: 3,50 out of 5)