Стихотворения поэта Эллис Лев Львович

Узорное окно

Над мертвым Городом, над вечным морем гула, где ночью блещет свет, где днем всегда темно, как Царские Врата, вдруг Небо разомкнуло узорное окно. Бегут

Смерть облака

Я видел облако. Оно влекло мой взор, как мощное крыло владыки-серафима. О, почему тогда в пылающий простор оно уплыло вдруг, оно скользнуло мимо? И

В вагоне

Андрею Белому Надо мною нежно, сладко три луча затрепетали, то зеленая лампадка «Утоли моя печали». Я брожу, ломая руки, я один в пустом вагоне,

В стране безумия

Безумие, как черный монолит, ниспав с небес, воздвиглось саркофагом; деревьев строй подобен спящим магам, луны ущербной трепетом облит. Здесь вечный мрак с молчаньем вечным

Колокольчик

Если сердце снов захочет, ляг в траве, и над тобой, вдруг заплачет, захохочет колокольчик голубой. Если сердце, умирая, хочет горе позабыть, колокольчик песни Рая

Ночные стигматы

Схимница юная в саване черном, бледные руки слагая на грудь, с взором померкшим, поникшим, покорным. Ночь совершает свой траурный путь. Гаснут под взором ее,

Ангел хранитель

М. Цветаевой Мать задремала в тени на скамейке, вьется на камне блестящая нить, видит малютка и тянется к змейке, хочет блестящую змейку схватить. Тихо

Водомет

Он весь — прозрачное слиянье чистейшей влаги и сиянья, он жаждет выси, и до дна его печаль озарена. Над ним струя залепетала песнь без

Над весной

Весна зовет. Высоко птица звенит оттаявшим крылом, и солнце в окна к нам стучится своим играющим перстом. Улыбки неба скорбь природы, но эта скорбь

Экзотический закат

При переводе «Цветов зла» Ш. Бодлера В пасмурно-мглистой дали небосклона, в бледной и пыльной пустыне небес, вдруг, оросив истомленное лоно, дождь возрастил экзотический лес.

Мальчик с пальчик

На дерево влез мальчик с пальчик, а братья остались внизу, впервые увидел наш мальчик так близко небес бирюзу. Забыта им хижина деда, избушка без

Ангел скрипки

Ее безумный крик извилистый и гибкий вдруг срезал серп смычка… Мне ветерок донес издалека твое дыханье, Ангел скрипки, и расцвела в твоей улыбке моя

Последний полет

Она умерла оттого, что закат был безумно красив, что мертвый пожар опрокинул в себе неподвижный залив и был так причудливо-странен вечерних огней перелив. Как

Berceuse

В сердце обожание, сердце в забытьи, надо мной дрожание Млечного Пути. Счастье возвращается: я — дитя! Ужель подо мной качается та же колыбель? Все,

Злая лампада

Брачное ложе твое изо льда, неугасима лампада стыда. Скован с тобою он (плачь иль не плачь!), Раб твой покорный, твой нежный палач. Но, охраняя

Предсуществование

И все мне кажется, что здесь я был когда-то, когда и как, увы, не знаю сам!.. Мне все знакомо здесь, и сладость аромата, и

Stabat Mater Dolorosa

Предстояла Матерь Божья, горько плача, у подножья пригвожденного Христа, и была пред Ней, смятенной и мечом насквозь пройденной, кровь святая пролита. Как печалилась, рыдая,

В духе Петрарки

Из Ж. М. Эредиа На темной паперти, прекрасна и чиста, рукою щедрою, стыдливой, благородной ты сыплешь золото небес толпе народной и ослепляешь всех, как

Перед боем

Горестно носятся в далях просторных ветра глухие рыданья, странно размеренны криков дозорных чередованья. Полночь, и лагерь заснул перед боем, лагерь, от боя усталый; день

Рыцарь двойной звезды

Баллада Солнце от взоров щитом заслоня, радостно рыцарь вскочил на коня. «Будь мне щитом, — он, молясь, произнес, — Ты, между рыцарей первый, Христос!

Спасение

Я спасен! Подо мной воют яростно адские бездны, призрак в маске железной меня стережет на пути… Надо мной в небесах снова луч зажигается звездный.

Псалом радостный

Тому, кто не простил Творца, навек потоки слез! Но радость, радость без конца, к кому пришел Христос! И смерть тому, кто терн венца не

Женщина с веером

Картина Пикассо Свершен обряд заупокойный, и трижды проклята она, она торжественно-спокойна, она во всем себе верна! Весь чин суровый отреченья она прослушала без слез,

Далекой!

Ты всех непорочней, всех в мире прелестней, тебя славословит мой гибнущий дух; но сказкою детства, но ангельской песней дано ль разомкнуть заколдованный круг? Да

Погибшая

Взор, ослепленный тенью томных вежд, изнемогая, я полузакрыла, о, в спутницы я не зову Надежд: пускай они крылаты, я бескрыла. Я глубже вас, быть

Весной

Заиграли пылинки в луче золотом, и завешена люстра тяжелым холстом; На паркете лежит окон солнечных ряд, и кресты на церквах, словно свечи, горят. Блещет

Божий сад

Мой дух в томленье изнемог, но сладок был последний вздох, И все иным предстало вдруг, и ярче свет, и внятней звук… Чей ласковый, знакомый

Труба

Из «Городских сонетов» Над царством мирных крыш я вознеслась высоко и черные хулы кидаю в небеса, покрыв и стук копыт, и грохот колеса, как

Любовь и смерть

Три сонета I Под строгим куполом, обнявшись, облака легли задумчивой, готическою аркой, как красный взгляд лампад, застенчиво-неяркий дрожит вечерний луч, лиясь издалека. Тогда в

В апреле

В сумраке синем твой облик так нежен: этот смешной, размотавшийся локон, детский наряд, что и прост и небрежен! Пахнет весной из растворенных окон; Тихо

Stigmata

Кто это в сердце мне смотрит сквозь дым взором и пламенным, и золотым, саваном лик свой окутав седым? Кто это льнет и маня, и

Тень

Еще сверкал твой зоркий глаз и разрывалась грудь на части, но вот над нами Сладострастье прокаркало в последний раз. От ложа купли и позора

Ave Maris Stella

Ave Матерь Божья, звезда морей златая, Приснодева, Неба сладкое Преддверье! Восприяв покорно Гавриила «Ave», дай забыть нам мирно имя древней Евы! Разрешая узы, озаряя

Моя звезда

В час утренний, в прохладной дали, смеясь над пламенем свечи, как взор, подъятый ввысь, сияли в мгле утренней, в прохладной дали, доверчиво твои лучи,