Отогревает длани бор сторукий. Слоняются у нашего костра Туман и дым, как две седых старухи И с ними третья — осень, их сестра. Ночной
Стихотворения поэта Эльснер Владимир Юрьевич
Вот осень захрустела льдинками, Отчетливее писк синиц. Седыми веет паутинками Над хрусталем лесных криниц. Встает с опушки, словно жертвенный, Медлительный сквозной дымок, — Дыханьем
Ты замкнут четкою решеткой Ограды сада и кругом Спешащей, мелкою походкой Проходят люди — день за днем. Сейчас январь, по небу вьюга Мчит снеговые
На полке недописанный сонет, Где не хватает рифмы на «ужу», И словари… Клянусь, о нет, Я с ними дружбы больше не вожу! Мое окно
Я знаю путь, людьми заклятый, Он кровью храбрых обагрен. Там охраняет змей крылатый — Красавицы глубокий сон. Прошли века и когти-стрелы Сокрыл высокий молочай;
Овальное озеро с балетным льдом. Заснувшая мельница и мельника дом. Раскидистый дуб седоволосый страж. Вечернего неба злато-синий витраж. В плаще и полумаске кавалер валет,
Села, струя по ветру Легкий летний костюм. Рядом, в лосиных гетрах, Бритый почтительный грум. Принял их мостик шаткий, Вторя стуку подков. Взмахом пустой перчатки
Товарищи — безумцы и творцы, Затворники больничных тесных келий. Безвестного упрямые гонцы, Стрелки бесстрелые в неявленные цели. Без паствы пастыри, без подданных цари, Певцы,
Слух упрямый, тайный, долгий, Словно где-то в дальней щелке Мышь грызется неустанно. Слух, что крадется обманно, Молкнет… что-то шепчет в уши То пронзительней, то
Здесь главное конечно не постель Порука – никогда не снится твое тело, И значит не оно единственная цель (Об этом говорить нельзя — но
Моя мечта, о как бездомна ты, Ночной бессонницы сестра — Скиталец месяц, друг наш, в комнаты Скользит по бархату ковра. На стекла, стужей приморозило,
Здесь, из живых, паук вегетарианец, Заткавший сетью круглое окно. И в ней полуднями, ведя затейный танец, Пылинки искрятся, как желтое вино. В том пауке
Журчит ручей, могилы обегая, Взлетают одуванчиков пушки, И на припеке, сидя, не мигая Две ящерки все кажут языки. Из длинной урны, ветхой и щербатой,
Зарницей мутной светятся кастрюли У сонных тускло-выбеленных стен. Мерцает самовара медный улей, Жар-птицей с полки свесился безмен. Разрыв-травой прикинулась мочалка. В углу, под марш
Зола, отбросы, ворохи лежалой Капусты и жестянки от томатов. Уже издалека тебе щекочет жало Неубывающих упорных ароматов. Из прачечной сюда сливают дивы Потоки пенных
Ветер, старый и хитрый колдун, Бродит скатами дюн. Сосны тянет клюкой, Сходит к зыби морской. И перстами дрожит, По воде ворожит… Выше прянул на