(четвертый венок)
Виктору Некрасову
1.
Европа — остров. Тесно городам
В дикарском окруженье океанов,
В истерике рок-н-рольных барабанов
И пестроте взбесившихся реклам,
Им все равно, неоновым огням,
Скользить по стеклам, стали и бетонам,
Или спускаться по дубовым кронам
И по крутым готическим камням.
Хоть дуврских скал белесая стена
И критская прозрачная волна
По счастью чужды яркости Востока,
Но слышатся зурна или там-там,
Но движутся пустыни к воротам,
Отмеченным кривой печатью Рока!
2.
Отмеченным кривой печатью Рока,
Ты в памяти остался, Вавилон —
Жестокий, древний, азиатский сон —
Европе от него немного прока:
Рим, а не ты был у ее истока,
И до сих пор латинской бронзы звон
Живет, колоколами повторен,
И готикою вознесен высоко.
Тут не был ни Чингиз, ни Тамерлан,
И только полумесяцем Осман
Взмахнул, и флейты взвизгнули жестоко,
И янычары хлынули толпой,
Но мир поверил в добрый жребий твой,
Имперской Вены темное барокко.
3.
Имперской Вены темное барокко,
Крутые кровли царственных громад,
В узорных верстах золотых оград
И пятнах затуманившихся окон.
Столица полумира! Одиноко
В игрушечной, остаточной стране
Чуть не в границу упираясь боком,
Торчишь, сама с собой наедине.
Ты так знакома мне (да ведь по сути,
Всех брошенных столиц подобны судьбы)
И все-таки стократ роднее нам
Нормандский ветр, неверный и упругий,
Кленовый мусор на каналах Брюгге
И акварельно-тихий Амстердам.
4.
И акварельно-тихий Амстердам
Как прежде дегтем пахнет и канатом.
О, корабельный вкус солоноватый,
К кирпичным прилепившийся домам,
Где ивы, наклоняясь к берегам,
Краснеют всей листвой белесоватой,
Когда цепей скрипучею сонатой
Звучит закат, гуляя по мостам,
И молкнет шелест весел; и старинны,
Как сцены открываются витрины,
Дав место архаическим блядям,
И дремлют фонари над каждой Летой…
Да, — выглядит совсем иной планетой
Базарный Рим, пустивший толпы в храм!
5.
Базарный Рим, пустивший толпы в храм —
Извечная столица ротозеев,
Святынь, котов, лавчонок, колизеев…
(Скучает хлыст Христов по торгашам!)
И если в ночь по гулким площадям
Пройтись от конской задницы зеленой
И до волшебной, факельной Навоны,
Где пиццы и гравюры пополам —
Так важничает каждое окно,
Квиритской неприступности полно,
А Форум — как сенаторская склока…
Но мостик перейди — и ты спасен:
Трастевере! Гитар бездумный звон,
Бульварная, парижская, морока…
6 —
Бульварная парижская морока
Смешала все: чиновников и фей,
Такси, арабов, зеркала кафе,
В одно лицо — клошара и Видока.
Иное дело — улочки в Маре:
Дворцы — принцессами в ослиной коже.
И остров Сен-Луи в густой заре,
Где жил Бодлер, и я столетьем позже.
Не всякий мушкетерски-весел, как
Некрасов, что из кабака в кабак
По Сен-Жермен — беспечно, как сорока…
Ему бы — день да ночь, да сутки прочь!
А мне — твою тревогу превозмочь,
Печальный Лондон, в ожиданье срока.
7.
Печальный Лондон! В ожиданье срока
Осенних парков чуть желтеет сон,
Но зелен вечно бархатный газон,
Как стол бильярдный, ждущий одиноко
Викторианской белизны колонн.
И час игры подходит — слышишь звон?
Биг Бен, Биг Бен, о, до чего ж далеко
Империей моряцкой разнесен
Твой хриплый голос рынды корабельной,
Твой облик романтический и цельный,
И даже уничтоженный туман
Не оборвал судьбы твоей старинной,
И все all right бы, если б не Берлин — но
Берлин — почти смертельно — пополам!
8.
Берлин — почти смертельно пополам,
Когда еще срастется эта рана?
Откроет ли проход удар тарана
В Унтер-ден-Линден из Курфюрстендамм?
Цена drei Groschen торовым громам:
Пока они там в небе отдыхают,
Тиргартенские липы засыхают,
Гуляет серый страх по площадям.
Кривых реклам аляповатый свет
Рассеет ли его? Скорее — нет!
Тревожно засыпают переулки,
Завидуют, как скуки не тая,
На судьбы европейские плюя,
Женева дрыхнет в плюшевой шкатулке.
9.
Женева дрыхнет. В плюшевой шкатулке
Лежат часы. И все они — стоят.
Их столько, что мостить дорогу в ад
«Омегами» — куда дешевле булки!
Еще дешевле тот, пустой и гулкий
Особо-Обдуренных-Наций ряд,
Где ульями таинственно гудят
Всесветных шпионажей закоулки.
И в брызгах распылив огни Лозанн,
Интернациональнейший фонтан
Зовет на пароходные прогулки
По озеру… Ну, кто же в том краю
Посмеет вспомнить, что в земном раю
Москва бетоном душит переулки?
10.
Москва бетоном душит переулки,
Стейт-билдинги как доты громоздят.
Вставная челюсть города, Арбат —
Эдем бюрократической прогулки.
И поскучнел навек Нескучный сад,
И Сивцев Вражек съеден силой вражьей,
Зато у мавзолея та же стража,
И проступают пятна, пятна, пят…
Но людям говорят, что это — розы.
Кровь можно смыть в конце концов, но слезы
С колымских скал или кремлевских плит
Подошвами годов не оттирают.
Ливан горит… Камбоджа вымирает…
И в лихорадке мечется Мадрид.
11.
И в лихорадке мечется Мадрид.
Ей — больше тыщи лет! Иль вы забыли —
Сюда ее арабы затащили,
Когда Роланд был басками побит…
У нас давно монгольский дух забыт,
У них — жужжит дыхание пустыни,
И география к чертям летит:
Мы — Запад, а они — Восток поныне:
И апельсины есть, и нет дорог —
Верней, одна — ни вдоль, ни поперек,
И та старательно обходит горы.
В песках и скалах каждый поворот
В Альгамбру мавританскую ведет.
Так чем дышать? Еще остался город…
12.
Так чем дышать? Еще остался город,
В который азиатский дух не вхож,
Где в переулках — ветра финский нож,
И небосвод корабликом распорот.
Куда же ты плывешь? Пока плывешь,
Российская моряцкая отвага —
Крест голубой с андреевского флага
Дешевкой алых тряпок не сотрешь!
Не оторвать от этих берегов
Ключи Петра и Павла вечный зов,
И если глотки заткнуты соборам,
То рекам не предпишешь тишину!
И вот — один такой на всю страну,
И тот лишенный имени, в котором…
13.
И тот, лишенный имени, в котором
Таится Камень-Петр, небесный гром.
Недаром Храм, как сказано, на нем
Воздвигнут был над сумрачным простором
Не царской блажью, а судьбы укором!
Еще не родилось и слово «князь» —
Уж Росским Морем Балтика звалась,
А воин новгородский — вариором,
Варягом, вором (Древний смысл — воитель.
Не нравится звучанье? Извините,
Слова меняют чаще смысл, чем вид!)
Словенам, руссам, кривичам и чуди —
Сын Новгорода вам столицей, люди,
Вода, колонны, ветер и гранит…
14.
Вода, колонны, ветер и гранит
В стране озерной, хвойной и туманной.
Широкий, низкий, желто-белый, санный,
Каретный, золотой, садовый… странный:
Сонетную строфу, и ту скривит!
А сам квадратной мертвенностью плит
Задавлен в дисциплине барабанной!
Он — вечный заговор, бунтарский ритм!
Когда со шпиля ангел просигналит,
И плиты в воду с берегов повалят,
Как в Ерихоне — значит быть бунтам!
Сам Бронзовый с Гром-Камня вмиг соскочит:
Трясись, Москва! Он — все перекурочит.
Европа — остров, тесно городам!
15.
Европа — остров. Тесно городам,
Отмеченным кривой печатью Рока.
Имперской Вены темное барокко
И акварельно-тихий Амстердам,
Базарный Рим, пустивший толпы в храм,
Бульварная парижская морока,
Печальный Лондон в ожиданье срока,
Берлин, почти смертельно пополам,
Женева дрыхнет в плюшевой шкатулке,
Москва бетоном душит переулки,
И в лихорадке мечется Мадрид,
Так чем дышать? Еще остался город
И тот, лишенный имени, в котором
Вода, колонны, ветер и гранит.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)