Как выжить при такой дороговизне? Жилье, метро, лекарства для ребят. И крутишься, и мечешься по жизни, Как проклятый, и сам себе не рад. Что
Стихотворения поэта Фоняков И. О
Открыл цветную книжку по ошибке — И зачитался, вспомнил: ведь и ты Ребенком был, и свет из темноты Ударил вдруг, и заиграли скрипки. Здесь
Это, кажется, было еще вчера: Собирались подростки в углу двора, В закутке, где пахло мочой. Одуряющий запах им в ноздри бил И каким-то образом
Заслуженной награде кто не рад — Свидетельству, что век недаром прожит? Все так, друзья. Но подлинный, быть может, Избранник века — тот, кто без
«…И росою обрызганный розовый куст Открывает нам тысячу розовых уст. И, на мир изливая свою благодать, Что-то хочет сказать — и не может сказать…»
Полежи на влажном косогоре, Побратайся с галькой и песком. Одолжи у ласкового моря Серый камень с белым пояском. Взял один камень, другой… Зацепился, втянулся!
Лхагвасурэн сидел у водопада. Его старомонгольские усы Свисали и светились от росы. «Вон там — гора, туда ходить не надо, За той горой, —
Яблоня к себе не подпускает, Тычет ветками в лицо и грудь, По глазам наотмашь приласкает, Только зазеваешься чуть-чуть. А не то раздвоенной рогаткой Растопырившиеся
Вновь день как день — какой-то вечный вторник, Все повторяется, и я грущу, Гляжу в окно, гриппующий затворник, Простуженное горло полощу. Спит во дворе
Весенний день горит над Ленинградом. В прозрачный пух одеты деревца. А мы идем, идем с тобою рядом По улице, которой нет конца. Идем к
Согласно заветам седой старины, Три личных мелодии чукче даны. Сначала мелодия детства — она Бывает родителями сложена. Мелодию зрелости выдумай сам, Прислушавшись к жизни,
Через плечо гляжу сквозь годы, Хочу постичь один секрет: Столбцы стандартные газет, План покорения природы, И никакой тебе свободы, А в сердце — молодость
Давненько сводок нет о ходе сева. Куда-то подевался гегемон. Естественно спросить: а есть ли он? Ни справа не видать его, ни слева. Перегорев от
1 Мы стоим, умиленно склонясь над тобой, Ловим жадно младенческий взгляд голубой. Не пытаясь гадать о грядущей судьбе, Этот свет, это утро мы дарим
1 Необозримые равнины Бегут в окне, и так хорош Задвинутый до половины В кармашек неба лунный грош. Стократ грешна, стократ невинна, Моя Россия, как
Как мир многообразен и богат! Морской орел, парящий на свободе, Червяк, сверлящий землю в огороде, И пес, и кошка, и ползучий гад, Дельфин-торпеда, плоскотелый
Копайтесь в строчках, сколько вам угодно, Ищите в каждом слове криминал, А для меня светло и благородно Всегда звучал «Интернационал». Пусть это слово стало
Шли с прополкой, уничтожая Всевозможные сорняки, Всех соперников урожая — Беззаконной жизни ростки. И лежал, под посев пригодный, Безупречный, как на парад, Плодородный и
Уезжать хорошо в дождь От намокших полей, рощ. Чахлый тополь, как хвощ, тощ. У вокзала грустит вождь. Путевая, греми, сталь. Встречный ветер, шуми, шкваль.
Кто б ни был ты, гигант или ублюдок, В тебе гнездится целая семья Коварного, капризного зверья: Зверь-почка, зверь-печенка, зверь-желудок. Они порой рычат, как псы
Так вот он — колоритный и вальяжный, Лауреат и депутат, о ком По телефону камердинер важный Чеканил: «Граф уехали в обком». Со вкусом, словно
Пиджак заношен — стыдно надевать: Лоснится, как фабричная спецовка. Сказал сосед: не по средствбм обновка — Не унывай, спасет перелицовка. Все распороть и перелицевать
Что там говорить о прошлом лете? Наступила новая пора. Едет осень в золотой карете, Едет мимо нашего двора. Раздает червонцы фаворитам — Ей богатства
То перестрелка, то резня – Набор, увы, традиционный… Но есть окошко «Жди меня» В программе телевизионной. Там ворожит артист Кваша, Сводя сограждан разлученных Лицом
Над припортовой улочкой Пирея Античная горит голубизна. Ленивая колышется волна, И медлит чайка, над заливом рея. Дыханием Эола и Борея Овеянная, древняя страна, Придумавшая
Когда непредсказуем твой сосед И что-то супротив тебя имеет, Как быть? Побьешь — озлобится в ответ, Пытаешься заигрывать — наглеет. И никаких тут вариантов
Ты помнишь ли кафе «Под интегралом», Свободу в карнавальном колпаке? Где ж разгуляться интеллектуалам, Как не в научном дальнем городке! Brainstorming, и вскипали вал
В каких монтажках нам готовят сны? Кто пишет по указке Немезиды Сценарий, наши старые обиды Соединяя с комплексом вины? Из подсознания, из глубины, Из
Я в гостинице заполярной Встал и форточку распахнул, И сквозь угольный чад угарный Вечный космос в лицо дохнул. Ночь была январской, морозной, И, знакомый
Волга впадает в Каспийское море. Волга впадает в Каспийское море? Волга не впадает в Каспийское море! Я убедился в этом лично. Чуть пониже Астрахани
— Стесняюсь рифмовать, — сказала полька. — Усвоила с годами наконец: У нас в Европе признается только Свободный стих. Что рифма? Бубенец, Приманка, мандариновая
Забыть свой день рожденья в октябре, Не замечать, как прирастают годы, От выдуманной кем-то странной моды Отстать. Плевать, что осень на дворе! Придет зима
Турбаза возле берега морского. Стена к стене с конуркой конура. Могучую поэзию Баркова Сосед гоняет в записи с утра. Здесь, вдалеке от шума городского,
В детстве я любил ездить в поезде. Люблю и сейчас, Но тогда мне нравилось это особенно: Едешь… едешь… едешь… Мост отшагал косыми фермами. Дети
В том здании с утра галдели пионеры, И на забавы их глядела с потолка Нагая женщина, прекрасная Венера, И люстра у нее свисала из
В Древней Греции был обычай: В рот усопшему вкладывали Медную монетку — обол, Чтобы он мог расплатиться с Хароном — Лодочником-перевозчиком Через реку Стикс
Глядел, не отрываясь: хороша! Как ей к лицу кудряшки и веснушки! И кто-то, в ухо самое дыша, Нашептывал: «Ну вот, и ты в ловушке,
«Рус. сов. поэт. Осн. тема — героич. труд сов. людей на стройках семилетки» — так был я обозначен в лаконич., академич., трехстроч. сухой заметке
Маленькая площадь во Вьентьяне, Кровелька железная — грибом. В клетке под нависшими ветвями Там живет немолодой гиббон. В белых бакенбардах, симпатичен, Он бананы бережно
Не на «моделей» в мини и бикини, Не на женоподобного певца Стекались люди в здание Дворца Культуры, в городке на Сахалине. Там три часа
Яблоню в полночь сломала гроза. Треск услыхали все бывшие в доме. Глянули утром — живая слеза, Чуть пузырясь, проступает в разломе. Хочешь не хочешь
Застыл корабль навеки у причала, Привычным стал трехтрубный силуэт, И давний спор: «Стреляла или нет?» — В который раз заводится сначала. Кричит кричальщик в
Значительна любая единица Хранения — их, скажем, больше ста Здесь, в этой папке. Вот портрет: девица. Курсистка. Устремленна и чиста. А вот чиновник —
У моего приятеля В качестве воспитателя Была – да славиться ей в веках! – Бабушка, говорившая на пяти языках. Бабушка не была ни переводчиком,
— Что осталось от любви К этим рощам, этим рекам, Оскверненным человеком? — Брось, на совесть не дави! — Что осталось от любви К
Мир огромен и многоцветен, Солнцем яростным озарен. Ежедневно столько отметин Оставляет на сердце он! Любим женщин, топчем дороги, Ищем радостей и наград, А куда
Мы строчку повторяли много лет: «Поэт в России — больше чем поэт…» Так что же с нами происходит ныне? Где слава, гонорары, тиражи? Спокойнее,
Ушедшая, недавняя эпоха, Никак не разобраться нам с тобой. Друг другу в сотый раз наперебой Рассказываем, как мы жили плохо. От проповедника до скомороха
Поклонение Беду («вера бедных») отмечалось в северных областях России (Архангельской, Вологодской) еще в двадцатых годах: «Накануне кончины мира и всемирных бед Бед внушает свое
Ты женщину приметил вдалеке На остановке, в шелковом платке. Ты смотришь ей в затылок, в спину, вслед, Но для нее тебя как будто нет.