Худо было мне, люди, худо… Но едва лишь начну про это, Люди спрашивают — откуда, Где подслушано, кем напето? Дуралеи спешат смеяться, Чистоплюи воротят
Стихотворения поэта Галич Александр Аркадьевич
Не хочу посмертных антраша, Никаких красивостей не выберу. Пусть моя нетленная душа Подлецу достанется и шиберу! Пусть он, сволочь, врет и предает, Пусть он
Сердце мое заштопано, В серой пыли виски, Но я выбираю Свободу, И — свистите во все свистки! И лопается терпенье, И тысячи три рубак
Полцарства в крови, и в развалинах век, И сказано было недаром: «Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хазарам…». И эти, звенящие медью, слова,
Спрашивает мальчик — почему? Спрашивает мальчик — почему? Двести раз и триста — почему? Тучка набегает на чело, А папаша режет ветчину, А папаша
Я спросонья вскочил — патлат, Я проснулся, а сон за мной, Мне приснилось, что я — атлант, На плечах моих шар земной! И болит
Ой, не шейте вы, евреи, ливреи, Не ходить вам в камергерах, евреи! Не горюйте вы, зазря не стенайте, Не сидеть вам ни в Синоде,
Под утро, когда устанут Влюбленность, и грусть, и зависть, И гости опохмелятся И выпьют воды со льдом, Скажет хозяйка — хотите Послушать старую запись?
Вы такие нестерпимо ражие, И такие, в сущности, примерные, Все томят вас бури вернисажные, Все шатают паводки премьерные. Ходите, тишайшие, в неистовых, Феями цензурными
Прилетает по ночам ворон, Он бессоницы моей кормчий, Если даже я ору ором, Не становится мой ор громче. Он едва на пять шагов слышен,
Когда в городе гаснут праздники, Когда грешники спят и праведники, Государственные запасники Покидают тихонько памятники. Сотни тысяч (и все — похожие) Вдоль по лунной
Старики управляют миром, Суетятся, как злые мыши, Им по справке выданной МИДом, От семидесяти и выше. Откружили в боях и в вальсах, Отмолили годам
Мы давно называемся взрослыми, И не платим мальчишеству дань, И за кладом на сказочном острове Не стремимся мы в дальнюю даль. Ни в пустыню,
Когда-нибудь дошлый историк Возьмет и напишет про нас, И будет насмешливо горек Его непоспешный рассказ. Напишет он с чувством и толком, Ошибки учтет наперед,
Уезжаете?! Уезжайте — За таможни и облака. От прощальных рукопожатий Похудела моя рука! Я не плакальщик и не стража, И в литавры не стану
Я в путь собирался всегда налегке, Без долгих прощальных торжеств, И маршальский жезл не таскал в рюкзаке. На кой он мне, маршальский жезл! Я
Облака плывут, облака, Не спеша плывут, как в кино. А я цыпленка ем табака, Я коньячку принял полкило. Облака плывут в Абакан. Не спеша
Все снежком январским припорошено, Стали ночи долгие лютей… Только потому, что так положено, Я прошу прощенья у людей. Воробьи попрятались в скворешники, Улетели за
Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели, Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло
Ни гневом, ни порицаньем Давно уж мы не бряцаем: Здороваемся с подлецами, Раскланиваемся с полицаем. Не рвемся ни в бой, ни в поиск —