День влажен и слоист И полон тайных сил, И падающий лист Полнеба заслонил. Как будто пол-лица Закрыл усталый мим, Чтоб знать не до конца
Стихотворения поэта Гампер Г. С
Шуршали травы и песок, И шарили по небу ветки. Был мир взъерошенный, как стог. Когда под самым темным ветром, Когда лишь силуэт деревни На
На склоне гор и на исходе лета Я задержусь, и вы меня не троньте. Я вижу море розового цвета С зеленой полосой на горизонте
Опять я «пас» в опасном споре, Впросак попавшее дитя. И только жду когда из горя Блаженство высеку шутя. Когда не буду знать предела, Вся
Вечер памяти В Доме писателя. А на сцене Все старые-старые На подбор, Будто дерево к дереву Где-нибудь В золотом заповеднике. В их очках Отразились
Земли и леса черная основа Безлистые, безгласные пути; Я я узнала, сколько весит слово, Которое нельзя произнести. Кого щажу, кого оберегаю, Беззвучными губами шевеля.
Я была снисходительна к Вам, К Вашим тихим скрипучим словам, И кивала в ответ головой, Не вникая в их смысл роковой. А когда от
Прошвырнусь-ка я, тоску свою Развею, Эх, под зонтиком японским По Бродвею… По Бродвею, по проспекту, По шоссейке. Посижу, па свежеетруганной Скамейке, Повздыхаю, повдыхаю Ароматы
Мы не стареем — Мы перестаем Страдать, И ликовать, и ошибаться. Перестаем Писать стихи ночами, Влюбляться бестолково, А начинаем С толком, да с умом.
Сказала мне моя земля: Не принимай меня в расчет, И небо вдруг сказало мне: Не принимай меня в расчет. И дом, такой бесспорно мой
Себя не мучая, Стоит ничья. Уж коль плакучая, Так в три ручья. Заиндевелая, Один костяк Я в горе белая, А мне никак. Не выдам
Воробьиное, давнее — «твой…» И забытая девичья дерзость. Занесло прошлогодней листвой Жизнь мою, точно старую крепость. Удивленно и оторопев, Я стою среди зимнего гула,
Пять баллов, всего-то пять баллов, Пять горных лавин а обвалов Пять грянувших в небо вулканов, Пять выпитых залпом стаканов Смежаю тяжелые вежды. Вот так
Когда-нибудь, свободен, независим, Перечитаешь пачку старых писем, Где столько боли ни по чьей вине, И памятью взойдешь к забытым высям, — Тогда, любимый, вспомни
А я все прячусь от себя самой, Как от мороза прячутся зимой. Все дом ищу, где стены без щелей И чтоб в окне пейзаж
Ей-то что, она ведь птица. Ей бы к ветру прислониться. А куда мне прислониться, Чтоб не злить и чтоб не злиться, Чтобы быть и
Вот дерево жизни моей С пучком безобразных корней, С неловким наклоном ствола И горестной жаждой крыла. На дереве жизни моей Следы отболевших ветвей, И
Осыпается лесная крона Лес по пояс в лиственной трухе Позабыв о пламенном грехе, Мы грешим понуро, заведенно. Так, как будто нехотя бредем Под дождем,
Как тепло У чужого огня. Как светло Вот сижу У чужого огня, И как будто бы нету Меня **** Я копилка ваших бед И
Так тебя и запомню я Под неистовство грома: Ни- ког- да! Точно молния, Точно молния в три излома. Точно вдруг на народе — Откровенье
Грите Наш лес и дол — Московский парк Победы- Вмещает наши радости и беды И отражает в четырех прудах. Отполоскав и отбелив на диво,
С улыбкой первая надежда. Ей, столько времени, чтоб сбыться, Чего же ей не улыбаться. Но и последняя — с улыбкой, Совсем последняя надежда, Когда
Здесь что ни дачник — все то хром, то сед А что ни лес- скамейка да лужайка. И в радость мне отчаянный сосед, Тот
Меняю дом на дым. О ты, дымок свободы! Идут по горизонту пароходы, И море Черное мне кажется седым.
Я все ждала, и ты чего-то ждал. И столько смуты было между нами. И нас все лето бор сопровождал, Как справедливый хор в античной
А любовь у нас такая, Что ни листика на ней. Вся из сучьев да корней — Вот она у нас какая Разом пресекли морозы
Истончается жизнь и на каждом изломе Все прозрачней — уже голубеет почти. И надежды — всего, что осталось в горсти, Холодней и просторней становится
Эти голые стволы То лиловы, то белы, То пунцовы, то черны И с лица, и со спины Здесь давно пожухли травы, Все пороша замела
Не до тоски — какая там тоска! Жизнь — точно жажда посреди песка Я вечно так: Молчу или пишу — Как будто бы к
Нас приветствует дух полыни, Два баклана и старый кречет. Мы сегодня на той вершине, Где «ура» не кричат, а шепчут. Позади и борьба, и
Нет, это не привычные печали И даже не унынье и не хворость. А то, чго нас так мучает ночами, И есть воспоминания и совесть.
Велико вознагражденье. Видно, воздано сторицей Без сомненья, как без тени, Ты живешь, мой светлый рыцарь, Будто вечно красный полдень Над твоею головою Нет, куда
О, как кончался день вчерашний, Как подводилася черта, И так медлительно и страшно Все возвращалось на места, Приобретая постепенно Свой мелочный забытый смысл. Как
И снова знакомая сила Меня подняла над землей А все, что обещано было. Обещано было не мной. — Другою, ручной и домашней, А нынче
Здесь сегодня все пошло с молотка Больше пола нет и нет потолка Нет ни дыма, ни трубы дымовой, Чтоб не вылетела, как домовой Даже
Скорее на улицу выйди. Зима наступила в Колхиде. Лег снег на зеленые горы. Остыли горячие споры. Горячие споры остыли, И горы, как лошади в
Я не летний твой гость, Мне все буря да непогодь снится Я спускаюсь к тебе со своей обитаемой кручи, Лишь когда над тобой Засвистят
Я сегодня не скоро усну. Я стихами тебя помяну. И обиду свою оброню, Протянувши ладони к огню. Ляжет в рифму родная рука, И под
Герои-солдаты, герои-солдатки, Вы насмерть стояли у Средней Рогатки. У Средней Рогатки. Ни шагу назад. Вам в спину морозно дышал Ленинград. Морозно, могильно и непобежденно.
Кружение, крушение, — Каюк моей судьбе. Весь город в отражении, Весь город сам в себе. Он ни над кем не сжалится, Никто ему не
Ах, риск — Рискнуть, Как диск Метнуть. Лишь голова Закружится И холодком обдаст чуть-чуть. И все На свете Сбудется
Еще мы можем накрениться, А улететь уже не можем. Мы были все, как будто птицы, А стали вроде бы деревья. Но мы встречаемся без
Г. Козинцеву Нетерпенье мое вдалеке, Точно рябь на забытой реке. То зеленый, то желтый мазок, А потом все песок да песок Сколько лет все
(над книгой Достоевского) Ему не к лицу пробираться тайком, В нем есть благородство движенья Он стал мне-советчиком и двойником, И вечным моим отраженьем. Мне
Уж сколько нам даров дано в дорогу, Лишь дар провиденья не дан нам, слава богу И я кричу: «Мгновенье, ты прекрасно!» — Когда, быть