И новый год и альбом новый! А что еще милей – владелица его! Какой предмет прелестный для того, Кто, музами любим, с душой, всегда
Стихотворения поэта Гнедич Николай Иванович
Амуры, зефиры, утех и смехов боги, И вы, текущие Киприды по следам, О нимфы легконоги, Рассеяны в полях, по рощам и холмам, И с
Ах, тошно, о Батюшков, жить на свете влюбленным! Микстуры, тинктуры врачей – ничто не поможет; Одно утешенье в любви нам – песни и музы;
С тех дней, как в Трое жизнь могучего Пелида Убийцей прервана пред брачным алтарем, Прошли века; но скорбь глубокую о нем Хранила в сердце
Друг, до свидания! Скоро и я наслажусь моей частью: Жил я, чтобы умереть; скоро умру, чтобы жить!
О счастливец, о кузнечик, На деревьях на высоких Каплею росы напьешься, И как царь ты распеваешь. Все твое, на что ни взглянешь, Что в
В альбомах и большим и маленьким девицам Обыкновенно льстят; я к лести не привык; Из детства обречен Парнасским я царицам, И сердце – мой
О источник ты лазоревый, Со скалы крутой спадающий С белой пеною жемчужного! О источник, извивайся ты, Разливайся влагой светлою По долине чистой Лутау. О
Печален мой жребий, удел мой жесток! Ничьей не ласкаем рукою, От детства я рос одинок, сиротою: В путь жизни пошел одинок; Прошел одинок его
О перстень, часто на руках Увянувшей любви блестящая примета, Или залог надежд, лелеемых в сердцах, – Что скажешь на руке ты у меня, поэта?
Страшна, о задумчивость, твоя власть над душою, Уныния мрачного бледная мать! Одни ли несчастные знакомы с тобою, Что любишь ты кровы лишь их посещать?
Хвала, о музы! вам, я зрел селенья звездны. Бесстрашно нисходил в подземны ада бездны; Дерзаю вновь парить в священный эмпирей, В пространство вечное лазоревых
Мой друг! себе не доверять – Примета скромная питомца муз младого. Так юные орлы, с гнезда слетев родного, Полета к солнцу вдруг не смеют
Приветствую гостей от сенских берегов! Вот скифского певца приют уединенный: Он, как и всех певцов, Чердак возвышенно-смиренный. Не красен, темен уголок, Но видны из
Когда из глубины души моей угрюмой, Где грусть одна живет в тоске немой, Проступит мрачная на бледный образ мой И осенит чело мне черной