Струнной арфой — Качались сосны, где свалился полисадник. у забытых берегов и светлого столика рай неизвестный, кем-то одушевленный. У сосновых стволов тропинка вела, населенная
Стихотворения поэта Гуро Елена Генриховна
У кота от лени и тепла разошлись ушки. Разъехались бархатные ушки. А кот раски — ис… На болоте качались беловатики. Жил был Ботик —
Земля дышала ивами в близкое небо; под застенчивый шум капель оттаивала она. Было, что над ней возвысились, может быть и обидели ее, — а
Стихли над весенним солнцем доски, движение красным воскликом мчалось. Бирко — Север стал кирпичный, — берег не наш! Ты еще надеешься исправиться, заплетаешь косу,
Сев на чистый пенек, Он на флейте пел. От смолы уберечься сумел. — Я принес тебе душу, о, дикий край, О, дикий край. Еще
Было утро, из-за каменных стен гаммы каплями падали в дождливый туман. Тяжелые, петербургские, темнели растения с улицы за пыльным стеклом. Думай о звездах, думай!
Прости, что я пою о тебе береговая сторона Ты такая гордая. Прости что страдаю за тебя — Когда люди, не замечающие твоей красоты, Надругаются
Это ли? Нет ли? Хвои шуят, — шуят Анна — Мария, Лиза, — нет? Это ли? — Озеро ли? Лулла, лолла, лалла-лу, Лиза, лолла,
Крепите снасти! Норд-Вест! Смельчаком унеслась в небо вершина И стала недоступно И строго на краю, От ее присутствия — небо — выше.
Гордо иду я в пути. Ты веришь в меня? Мчатся мои корабли Ты веришь в меня? Дай Бог для тебя ветер попутный, Бурей разбиты
Как высоко крестили дальние полосы, вершины — Вы царственные. Расскажи, о чем ты так измаялся Вечер, вечер ясный! Улетели в верх черные вершины —
В небе колючие звезды, в скале огонек часовни. Молится Вольфрам у гроба Елизаветы: «Благоуханная, ты у престола Марии — Иисуса, ты умоли за них
Строгая злая Королева распускает вороньи волосы и поет: Ты мне зеркальце скажи Да всю правду доложи Кто меня здесь милее Нора, моя Белоснежка, Нора,
Возлюбив боль поругания, Встань к позорному столбу. Пусть не сорвутся рыдания! — Ты подлежишь суду! Ты не сумел принять мир без содрогания В свои
В пирном сводчатом зале, в креслах резьбы искусной сидит фон Фогельвейде: певец, поистине избранный. В руках золотая арфа, на ней зеленые птички, на платье
И лень. К полдню стала теплень. На пруду сверкающая шевелится Шевелень. Бриллиантовые скачут искры. Чуть звенится. Жужжит слепень. Над водой Ростинкам лень.
Поклянитесь однажды, здесь мечтатели, глядя на взлет, глядя на взлет высоких елей, на полет полет далеких кораблей, глядя как хотят в небе островерхие, никому
Ветрогон, сумасброд, летатель, создаватель весенних бурь, мыслей взбудараженных ваятель, гонящий лазурь! Слушай, ты, безумный искатель, мчись, несись, проносись нескованный опьянитель бурь.
Прядки на березе разовьются, вьются, сочной свежестью смеются. Прядки освещенные монетками трепещут; а в тени шевелятся темные созданья: это тени чертят на листве узоры.
Нарисованы желтые быки. Закоптелые, пропыленные. Сосульки повисли на крышах, как ледяные кудрявые гривы. Давит пальцы железными клещами холод. По утрам воздух белый, туманный от
Звездочка Высока. Она блестит, она глядит, она манит, Над грозным лесом Она взошла. Черный грозный лес, Лес стоит. Говорит: — в мой темный знак,
Финские мелодии Ах, деньки деньки маются! Кто, их по ветру раскидал? — Полоумный! Да никто, никто умный мои денечки не подобрал. И не подберет,
Покачнулося море — Баю-бай. Лодочка поплыла. Встрепенулися птички… Баю-бай, Правь к берегу! Море, море засыпай, Засыпайте куличики, В лодку девушка легла Косы длинней, длинней
Ты веришь в меня? — Я верю в тебя. — А если они все будут против меня? Ну да, какой же ты, я верю
Пригласили! Наконец-то пригласили. Липы зонтами, — дачка… Оправляла ситцевую юбочку. Уже белые платьица мелькали, Уж косые лучи хотели счастья. Аристончик играл для танцев. Между
Памяти моего незабвенного единственного сына В. В. Нотенберг. Вот и лег утихший, хороший — Это ничего — Нежный, смешной, верный, преданный — Это ничего.
Пахнет кровью и позором с бойни. Собака бесхвостая прижала осмеянный зад к столбу Тюрьмы правильны и спокойны. Шляпки дамские с цветами в кружевном дымку.
Посвящается несравненному сыну его родины — Паси Яскеляйнен Над нами, фрачными, корсетными, крахмальными, ты запел песню родины. Ты из нас, фрачных, корсетных, выманил воздух
Глубока, глубока синева. Лес полон тепла. И хвоя повисла упоенная И чуть звенит от сна. Глубока глубока хвоя. Полна тепла, И счастья, И упоения,
Миниатюры Венок весенних роз Лежит на розовом озере. Венок прозрачных гор За озером. Шлейфом задели фиалки Белоснежность жемчужная Лилового бархата на лугу Зелени майской.
Апетит выздоровлянский Сон, — колодцев бездонных ряд, и осязать молчание буфета и печки час за часом. Знаю, отозвали от распада те, кто любят… Вялые
Дождики, дождики, Прошумят, прошумят. Дождики — дождики, ветер — ветер Заговорят, заговорят, заговорят — Журчат.
Полевые мои Полевунчики, Что притихли? Или невесело? — Нет, притихли мы весело — Слушаем жаворонка. Полевые Полевунчики, Скоро ли хлебам колоситься? — Рано захотела
Он доверчив, — Не буди. Башни его далеко. Башни его высоки. Озера его кротки. Лоб его чистый — На нем весна. Сорвалась с ветви
Помолись за меня — ты Тебе открыто небо. Ты любил маленьких птичек И умер замученный людьми. Помолись обо мне тебе позволено чтоб-б меня простили.
В тонком завершении и прозрачности полевых метелок — небо. Звени, звени, моя осень, Звени, мое солнце. Знаю я отчего сердце кончалося — А кончина
Но в утро осеннее, час покорно-бледный, Пусть узнают, жизнь кому, Как жил на свете рыцарь бедный И ясным утром отошел ко сну. Убаюкался в
Подана осторожно карета, простучит под окном, по камням. Выйдет сумрачно — пышно одета, только шлейфом скользнет по коврам. И останутся серые свечи, перед зеркалом
В черноте горячей листвы бумажные шкалики. В шарманке вертятся, гудят, ревут валики. Ярким огнем горит рампа. Над забытым столиком, в саду, фонарь или лампа.
Вянут настурции на длинных жердинках. Острой гарью пахнут торфяники. Одиноко скитаются глубокие души. Лето переспело от жары. Не трогай меня своим злым током… Меж
Пролегала дорога в стороне, Не было в ней пути. Нет! А была она за то очень красива! Да, именно за то… Приласкалась к земле
С ледяных сосулек искорки, И снежинок пыль… А шарманочка играет Веселенькую кадриль. Ах, ее ободочки Обтерлись немножко! Соберемся все под елочкой: Краток ночи срок;