Ты царским поездом назвал Заката огненное диво. Еще костер не отпылал И розы жалят: сердце живо. Еще в венце моем горю. Ты ж, Феба
Стихотворения поэта Иванов Вячеслав Иванович
Высот недвижные озера — Отверстые зеницы гор — Мглой неразгаданного взора Небес глубоких мерят взор. Ты скажешь: в ясные глядится С улыбкой дикою Сатир,-
За мглой Авзонии восток небес алей; Янтарный всходит дым над снеговерхой Этной; Снег рдеет и горит, и пурпур одноцветный Течет с ее главы, как
Я башню безумную зижду Высоко над мороком жизни. Где трем нам представится вновь, Что в древней светилось отчизне, Где нами прославится трижды В единственных
В поле гостьей запоздалой, Как Церера, в ризе алой, Ты сбираешь васильки; С их душою одичалой Говоришь душой усталой, Вяжешь детские венки. Вязью темно-голубою
Прочь от треножника влача, Молчать вещунью не принудишь, И, жала памяти топча, Огней под пеплом не избудешь. Спит лютый сев в глуши твоей —
Заискрится ль звезда закатной полосы — Звездой ответной в поднебесье Восток затеплится: и Божье равновесье Поют двух пламеней Весы. И не вотще горит, в
Дрожат леса дыханьем ливней И жизнью жаждущей дрожат… Но все таинственней и дивней Пестуньи мира ворожат. И влагу каждый лист впивает, И негой каждый
С престола ледяных громад, Родных высот изгнанник вольный, Спрядает светлый водопад В теснинный мрак и плен юдольный. А облако, назад — горе — Путеводимое
Дальний лай — глубокой, Теплой ночью летней… Что звучит ответней Думе одинокой? Гулкий всхлип совиный — Вспомнилось родное Кладбище ночное С церковью старинной… Чу,
Как речь славянская лелеет Усладу жен! Какая мгла Благоухает, лунность млеет В медлительном глагольном ла! Воздушной лаской покрывала, Крылатым обаяньем сна Звучит о женщине:
Пусть говорят: «Святыня — не от Жизни», Блюди елей у брачного чертога! Жених грядет: пожди еще немного, И уличной не внемли укоризне. То —
Рощи холмов, багрецом испещренные, Синие, хмурые горы вдали… В желтой глуши на шипы изощренные Дикие вьются хмели. Луч кочевой серебром загорается… Словно в гробу,
Средь гор глухих я встретил пастуха, Трубившего в альпийский длинный рог. Приятно песнь его лилась; но, зычный, Был лишь орудьем рог, дабы в горах
«Тайный!- звала моя сила.- Откликнись, если ты сущий!» Некто: «Откликнись, коль ты — сущий!»- ответствовал мне. И повторил мне: «Ты — сущий!..» И звал
Снега, зарей одеты В пустынях высоты, Мы — Вечности обеты В лазури Красоты. Мы — всплески рдяной пены Над бледностью морей. Покинь земные плены,
В чьи очи явственно взглянула Живая Тайна естества; Над кем вселенская листва С плодами звездными нагнула Колеблемую Духом сень; Кто видел елисейский день И
Люблю за крайней из лачуг Уже померкшего селенья В час редких звезд увидеть вдруг, Застылый в трепете томленья, Полувоздушный сон зыбей, Где затонуло небо,
Неизгладимая печать На два чела легла. И двум — один удел: молчать О том, что ночь спряла. Что из ночей одна спряла. Спряла и
Есть духи глаз. С куста не каждый цвет Они вплетут в венки своих избраний; И сорванный с их памятию ранней Сплетается. И суд их: