Стихотворения поэта Казакова Римма Федоровна

Неважно, что Гомер был слеп. А может, так и проще… Когда стихи уже — как хлеб, они вкусней на ощупь. Когда строка в руке

Я по прошлому сужу, что грядущее сокрыто… А сегодня я сижу у разбитого корыта. Кто же, кто его разбил? Как ни странно, как ни

Сойди с холма и затеряйся разом в траве, коль мал, и в чаще, коль велик. Сойди с холма! — велят душа и разум и

В юности мне ставили в вину что мои стихи – всегда печальные. Про любовь – как будто про войну, про ее несчастья изначальные. И

Все, любимый мой сынок, — так как в это сердце верит. Что для тех — венец, венок, для других — всего лишь веник. Ты,

Как завишу я от слов, от кирпичиков звучащих, птиц, поющих в гулких чащах, – этих властных слов-основ. Слушаю, глаза закрыв, и смеются в каждой

Все в природе строго. Все в природе страстно. Трогай иль не трогай — То и это страшно. Страшно быть несобранной, Запутанной в траве, Ягодой

Как ты — так я. Твое тебе верну. Вздохну, шагну, живой из пекла выйду. Я слабая, я руку протяну. Я сильная, я дам себя

Жизнь опять становится пустой. Утешаюсь тем же примитивом: «Мы не навсегда, мы – на постой…» – стало убеждающим мотивом. Жизнь на удивление пуста. А

Ступлю туда, куда ступлю, в грех превращая прегрешенье, не спрашивая разрешенья на то, что как хочу люблю. Сама приду, сама уйду, сама за все,

Любить Россию нелегко, она — в ухабах и траншеях и в запахах боев прошедших, как там война ни далеко. Но, хоть воздастся, может быть,

…И когда наступает пора осознать непричастность, умираю в глаголе — протяжном, как жизнь: «распроститься». Потому что прощаюсь еще до того, как прощаюсь. Ничего нет

Я полюбила быт за то, что он наш общий быт, что у меня твое пальто на вешалке висит. За тесноту, за тарарам, где все

Для России нехитрым был выбор. или — прочь отошел, или — выпил… Ну и правильно, коль разобраться! То горчим на устах, то торчим на

Не ходи за мной, как за школьницей, ничего не сули. И не хочется, и не колется — не судьба, не суди. Я еще ничуть

Говорю не с горечью, не с болью, но, презрев наивное вранье: самой безответною любовью любим мы отечество свое. То ли у него нас слишком

Писатели, спасатели, — вот тем и хороши, — сказители, сказатели, касатели души. Как пламя согревальное в яранге ледяной, горит душа реальная за каждою стеной.

Годы, годы! Вы прошли? Ну а может, вы настали? Неужели соловьи оттомили, отсвистали? Отблистало столько дней, но во всем, что мне осталось, все счастливей,

У стены лежит старуха: сердце ли, усталость? Жить ей не хватает духа? Или — годы, старость? Поослабли наши узы, нет тепла в народе. Как

Среди землетрясений, потрясений живем, не запинаясь и не пятясь. У времени не густо воскресений, зато в любой неделе — по семь пятниц. Вы, пятницы

Ты меня любишь, яростно, гордо, ласково. Птицей парящей небо судьбы распластано. Ты меня любишь. Болью моей испытана. Знаю, не бросишь и не предашь под

Жила девчонка. И любви ждала. Не это ли и значит, что — жила? Она ждала любви, ломала пальцы, она читала в книжках про любовь,

Смогли без Бога — сможем без вождя. Вожди, вожди! Народец ненадежный. Гадай: какая там под хвост вожжа, куда опять натягивают вожжи… Послушные — хоть

Поляна, речка, лес сосновый и очертания села. Я по земле ступаю новой. Я никогда здесь не была. Иду дорогой — очень скверной, где не

Я не умела жить несмело. Но смелость не всегда права. И сколько раз она немела, смирней травы, белее мела, глотая слезы и слова. Я

Не оглядываюсь в прошлое и не мучаю мечты. Знаю я, что ты хорошая и единственная ты. Но не правило, не истина, не разгадка и

Когда я маленькой была, я помню: жарко было. И, жизнерадостно гола, я в трусиках ходила. А взрослых аж кидало в жар, их зной сжимал

…И поняла я в непривычной праздности, бесповоротно, зло, до слез из глаз: дни будут состоять из мелких радостей, ну а большие – больше не

Мы молоды. У нас чулки со штопками. Нам трудно. Это молодость виной. Но плещет за дешевенькими шторками бесплатный воздух, пахнущий весной. У нас уже

У поезда, застыв, задумавшись — в глазах бездонно и черно, — стояли девушка и юноша, не замечая ничего. Как будто все узлы развязаны и

Вот и умчались хмельные года, да не трезвее в народе. «Умный проспится, дурак — никогда!» Вот и проснулись навроде. Кто-то осудит былое, чудак: что

Россию делает береза. Смотрю спокойно и тверезо, еще не зная отчего, на лес с лиловинкою утра, на то, как тоненько и мудро береза врезана

В конце печальной эпопеи, перевернувшей жизнь мою, я на развалинах Помпеи, ошеломленная, стою. В нас человек взывает зверем, мы в гибель красоты не верим.

Лето благостной боли, постиженья печального света… Никогда уже боле не будет такого же лета. Лето, где безрассудно и построили, и поломали. Лето с тягостной

Не вся мне молодость по нраву, не вся мне юность по нутру, и я не всю ее ораву себе под крылышко беру. Нас отличали

Линия жизни, бороздка намертво вбита в ладонь. Как я устала бороться! Боже, откуда берется этот задор молодой?! Высохли Божьи чернила, и не стереть нипочем

…Как жалко мне тебя! Ты взял и умер. Решил дилемму: быть или не быть. Увы, брат, ни в «Березке» и ни в ГУМе ни

Прости, что непростительно груба, упряма, зла, но соль была просыпана, просыпана была. Она лежала, белая, странней цветка в грязи, а я не знала, бедная,

Хочется восхождения, ясности, зренья линзы. Хочется Возрождения с тайною Моны Лизы. Хочется вымыть дочиста в комнате окна, двери. Хочется богоборчества и настоящей веры. Верую

В какой-то миг неуловимый, неумолимый на года, я поняла, что нелюбимой уже не буду никогда. Что были плети, были сети не красных дат календаря,

Люби меня! Застенчиво, боязно люби, словно мы повенчаны богом и людьми… Люби меня уверенно, чини разбой — схвачена, уведена, украдена тобой! Люби меня бесстрашно,

Была бы я шикарной женщиной, Все обошлось бы малой болью, Хватило ярости и желчи бы Вас беспощадно отфутболить. Я, не жалея бы, разрушила Все,

Друг мой, мелкий мафиози, ты мне дорог потому, что не маешься в колхозе, не готовишь впрок суму, Что в цеху не варишь сталь ты,

На сколько верст? А может, лет? Мне, как военная повестка, в кармане руку жжет билет. Уеду от своей избушки, отрину, руки разомкну. И это

Предчувствую полет и жизнь свою в высотах, как, может быть, пилот, которому под сорок, который — не босяк, что носится с кокардой, который в

Словно всю жизнь свою переломила… Ясное «здравствуй» звучит как «прощай». Я говорю тебе: «Милый-немилый, милым не ставший, какая печаль…» Милый-немилый, итог так ли важен?

Было плохо. Другу позвонила. Друг не отозвался на звонок. Улица молчание хранила. Каждый дом был тих и одинок. Нет и почтальона даже… Как мне,

Кто-то ночью хлопает, лопочет… То ль сверчки настроили смычки, то ли это, вылупясь из почек, листья разжимают кулачки? У природы есть свое подполье —

Молодая гладкая кобылка к нам из фитнес-клуба прибрела и вещала ласково и пылко про свои победные дела. Рада я ее победам тоже, и раздрая

Неосуществленные надежды! Вы — как устаревшие одежды. Возвратимся ль к вам мы?! И когда? Если б поняла, еще девчонка, — свет ваш лишь морочит