Давно такого не было лентяя, Такого солнца! Желтый лежебок!.. Подумайте: до самого до мая Замешкать, задержать снежок! И лишь один протеплен переулок, Где так
Стихотворения поэта Казин Василий Васильевич
Не могу держать спокойно плечи, Мимо ветхих зданий проходя. Слышу скорбный шепот человечий И тревогу каждого гвоздя. Слышу зыбь глухого распаденья И знакомый обморочный
Целый день высоты зданий Мерит искристо капель. Трелью влажных восклицаний Веселит она апрель. Запыхавшись, набегает Вешний ветер голубой, Ею трепетно играет, Гнет серебряной дугой.
Силится солнце мая На небо крепче приналечь, Ввысь вздымая Огонь разгоряченных плеч. Уперлось сияньем, Синью отекло, Полыханьем Запыхалось, запыхалось тяжело. Ах, без вас и
В. Александровскому Бреду я домой на Пресню, Сочится усталость в плечах, А фартук красную песню Потемкам поет о кирпичах. Поет он, как выше, выше
Мой отец — простой водопроводчик, Ну, а мне судьба судила петь. Мой отец над сетью труб хлопочет, Я стихов вызваниваю сеть. Кровь отца, вскипавшая,
Всплеск удивленья, трепет вдохновенья Рассудком вылудил железной хватки век: Людей по цехам этот век рассек — И вместо задушевного волненья Профессией повеял человек. Придет
Словно помня подарков обычай, Из Ростова в московскую стынь От твоей от груди от девичьей Я привез на ладони теплынь. И пред зимней московскою
Когда ты горю тяжелейшему Ни в чем исхода не найдешь. Пошли сочувствующих к лешему: Ведь не помогут ни на грош. Но, нестерпимой мукой мучимый,
Вот огромный поезд из Ростова С грохотом примчал твои глаза, И не только сам,- восторгом снова Дрогнул и московский мой вокзал. Словно там, в
Я нет-нет и потемнею бровью, Виноватой памятью томим… Ты прости меня своей любовью И своим величием простым. Только ты одна меня любила, Ты —
Чу! Как сердце бьет горячим громом. Это начудила ты со мной: Все родное сделала знакомым А себя, знакомую,- родной. Уж на что, бывало, солнца
Казалось, «Радищева» странно встречали: На волны, игравшие с гордой кормой, Все громче катился обвалом печали, С народом, с повозками, берег крутой. Но даже слепая,
Эх, Сергей, ты сам решил до срока Завершить земных волнений круг… Знал ли ты, что станет одинока Песнь моя, мой приумолкший друг! И каким
Красота с тобою прощается. А со мной — мой стих о тебе. Но ко мне, Но ко мне тот стих возвращается, Что когда-то я
Висли руки с кислой скуки… Вдруг — и дзинь!- гитары звук,- И пошел под выстуки, под стуки Словно пьянствовать каблук. Вот пустился шибко-шибко, Вот
Привычка к спичке — искорка привычки К светилам истинным. Но спичка мне люба Не менее — и потому люба, Что чую я обличий переклички,
На нем — ни одной из любимых. Не встретишь ни мать, ни родню. Но есть он, чуть выцветший снимок, Который я свято храню. Взгляну
Ну, тебя ль, далекая, тебя ли Не люблю я, если вот опять Так и тянет в горсть сграбастать дали, Чтоб твой облик рядом увидать.
Ну не полвека ли с тех пор? А времени наперекор, Сквозь вихри дней кипящих, Я вижу: он вошел во двор, Стекольщик, несший ящик. И
Еще дерзаньем, жизни силой сладкой Так и поет мне помыслов поток, Еще и волосы мои — молчок О старости, шагающей с оглядкой. Но, как
Забыть ли ту давность, как двое, Как двое, и даже зимой Палимые мыслью одной, Вы двинулись на боевое Служительство церкви родной. Как, пылко печась
Было тихо. Было видно дворнику, Как улегся ветер под забор И позевывал… И вдруг с гармоникой Гармонист вошел во двор. Вскинул на плечо ремень
Тебе не ночь ли косы заплетала? Вслед за тобою не бредет ли ночь? Такая тьма,- и солнцем не помочь Глазам: так тяжело им стало…
Стучу, стучу я молотком, Верчу, верчу трубу на ломе,- И отговаривается гром И в воздухе, и в каждом доме. Кусаю ножницами я Железа жесткую
Потянула запахами сушки Талая весенняя пора, И пятнятся ржавые веснушки На лазурной стали топора. С каждым днем все слаще стало шарить Солнышко за пазухой
Здравствуй, здравствуй, мой город родной! Друг на друга, а ну, поглядимся. Что ж не радуешь думы хмельной Твоего молодого родимца? Дымной гонкой стальных поездов,
Мутна осенняя Москва: И воздух, и прохожих лица, И глаз оконных синева, И каждой вывески страница, И каждая полоса На темени железном зданий, И
Пусть другим Тверские приглянулись Ну, а мне, кажись, милей Кремля, Скромница из тьмы московских улиц, Улица Покровская моя. Как меня встречают по-родному Лица окон,
Как хорошо расстаться с ночью И, не успев ее забыть, Еще мутясь от сонных клочьев, Вдруг утро Пушкиным открыть. Мгновение — и блеском чудным,
Автомобиль рванул,- и за спиной, С полусемейной флотской стариной, Отбитый пылью, скрылся Севастополь. И взор — нетерпеливою струной: Скорей бы море вскинуло волной, Чтоб
Наш каждый день, неловко величав, Увесистей испытанных столетий. Отцам события родней детей кричат. И на отцов глядят отцами дети. Обыденным обедом стал нам бой,
Цветут глаза и слух, и дух цветет, впивая От каждой твари сочный, пестрый звон. Но кто родней — мой дядя ли Семен Сергеевич иль
Вот опять я встретился с тобою, Городской — с тобою, полевой, Словно василькового тропою Пробежал трамвай по мостовой. Ах, какая благостная доля — Лишь
Вот уж сколько времени Мчусь я этим поездом! Он еще стремительней, Видно, мчаться рад, Пестрым, легким, солнечным, Быстролетным поясом Все леса, поляны Унося назад.
Живей, рубанок, шибче шаркай, Шушукай, пой за верстаком, Чеши тесину сталью жаркой, Стальным и жарким гребешком. Ой, вейтесь, осыпайтесь на пол Вы, кудри русые,
Вот она, стихия волновая, В беспокойной славе разливной! Словно набегая, обливая, Хочет познакомиться со мной. Но московской жизни мостовая Так меня втянула в норов
Я ждала, ждала тебя, любимый, Все глаза влила в окно. Ой, и длинен, длинен день неугасимый, Огневое, золотое волокно! Издали клубился, Вился дым из