Стихотворения поэта Кочетков Александр Сергеевич

И снежинки, влетевшие

И снежинки, влетевшие в столб чужого огня, К человеческой нежности возвращают меня. И в ручье, вечно плещущем непостижно куда, Человеческой нежности раскололась звезда. И

Мгновенья нет, есть память

Мгновенья нет, есть память. Слух полночный Сквозь вздох крови и благовест цветочный Вдруг различит тоскливый некий звук Невидимых орбит (так майский жук Поет под

Проходит день своей дорогой

Проходит день своей дорогой, И солнце не смежает век. Как белый тур тяжелорогий, Над горной далью встал Казбек. А мне орфическая лира Звенит, звенит

Чижик

— Чижик-пыжик! Это что ж? Люди спят, а ты поешь? — Чи-чи-чив! Ти-ти! Тью-тью! Я для солнышка пою. — Милый чижик! Ты чудак… Всюду

Чеканка ночи стала резче

Чеканка ночи стала резче. Сместился вверх воздушный пласт, И загудело все, и вещи Запели — кто во что горазд — Из-за реки, ветлой грачиной,

Не верю я пророчествам

Не верю я пророчествам, Звучавшим мне не раз: Что будет одиночеством Мой горек смертный час. Когда б очами смертными Ни завладел тот сон,- Друзьями

Поэт

Средь голых стен, изъеденных клопами, Ни в смерть, ни в страсть не верящий давно, Сидит поэт, и пялится в окно, И утомленно вопрошает память.

Романс

Ни роковая кровь, ни жалость, ни желанье… Ревнивая тоска повинна лишь в одном: Хочу тебя увлечь в последнее молчанье, В последний сон души —

Ашхабадская акварель

Чуть свет. Час утра. Тающий полет Луны за Копетдаг, и вкруг нее Пронзительная легкая качель Стрижей. Вот — огненно зазеленел Тутовник, и застрекотала в

Из Санои

Так живи, чтоб сам ты смертью был избавлен от живых, А не так живи, чтоб смертью от себя избавить их.

Предметы органической природы

1 Предметы органической природы Безмолвствуют. И только человек Кричит: люблю!- любимую лаская (Как будто потерял ее), и в крике Такая боль, такая смерть, что

Ласточки под кровлей черепичной

Ласточки под кровлей черепичной Чуть журчат, стрекочут тополя. Деловито на оси привычной Поворачивается земля. И, покорны медленному кругу, Не спеша, струятся в полусне —

Глубокая страсть не похожа на юные муки

Глубокая страсть не похожа на юные муки: Она не умеет стонать и заламывать руки, Но молча стоит, ожидая последнего слова, К блаженству и к

Баллада о прокуренном вагоне

— Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,- Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой. Не зарастет на сердце рана,

Двенадцать элегий

I Хор жаворонков в синей вышине Трепещет крылышками. Сердце мне — Все радостней, беспечней, поднебесней — Пьянит порхающая песня песней. Звенят певцы в воздушной

О, как горька тоской мгновений

О, как горька тоской мгновений, Как вечной мукой солона — Моих последних вожделений Из бездны вставшая волна! Отягчена нездешним жаром, Жадна безвестной глубиной, Она

Надпись на гробнице Тристана и Изольды

Когда, в смятенный час заката, Судьба вручила нам двоим Напиток нежный и проклятый, Предназначавшийся другим,- Сапфирным облаком задушен, Стрелами молний вздыбив снасть, Корабль упругий

Поэма о молодом серпе

Нос в воротник, лицо под шляпой (так Брела бы вешалка), через плечо Кошель с продуктами, — в февральский вечер, Немного оттеплевший и с оттенком

Все смолкнет: страсть, тоска, утрата

Все смолкнет: страсть, тоска, утрата… О дне томящем не жалей! Всех позже смолкнет — соловей, Всех слаще песни — у заката.

Две цветных гравюры

1. Серый дворик Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен Голубоватый денек. Желоб свисает с крыльца. Гусь и гусыня стоят над лоханью с объедками: шеи Вылиты

Из вихря, холода и света

Из вихря, холода и света Ты создал жизнь мою, господь! Но чтобы песнь была пропета, Ты дал мне страждущую плоть. И я подъемлю с

Тоска по дому… Облачной гряды

Тоска по дому… Облачной гряды Тускнеющие очертанья И тонкий лук кочевницы-звезды, Звенящий тетивой молчанья. Встает неодолимая печаль От нив земных — до нив небесных.

Свой первый трепет соловьиный

Свой первый трепет соловьиный Я поверял ее струне, И, ради нежной мандолины, Подруга улыбнулась мне. А мне казалась недостойной Неизощренная хвала, И песня робкая

Снова поишь вином соловьиным

Снова поишь вином соловьиным, Хлебом забвения кормишь нас — Ты — не последняя ли?- лавиной Бурностремящаяся весна! В неусыпимой тревоге этой Ненасытимая нежность есть

Памяти моего кота

В приветливом роду кошачьем Ты был к злодеям сопричтен. И жил, и умер ты иначе, Чем божий требует закон. Мы жили вместе. В розном

Из Хафиза («Ты, чье сердце — гранит…»)

Ты, чье сердце — гранит, чьих ушей серебро — колдовское литье, Унесла ты мой ум, унесла мой покой и терпенье мое! Шаловливая пери, тюрчанка

Твои глаза всегда угрюмы

Твои глаза всегда угрюмы, Но полыхающей игрой Проникновенье свежей думы Перебегает в них порой. Так сквозь засовы туч тяжелых, Замкнувших в полночь небосвод, Вдруг

Откуда музыка? Не знаю

— Откуда музыка? — Не знаю. Я Сумерничал здесь в уголку и думал: Что сладко жить, что (все-таки) любовь Сильнее смерти, что цветы прекрасны

Понятен мир с его весной, понятны

Понятен мир с его весной, понятны Люди с их праздником (мое окно Блестит, как и у всех), понятна смерть Моих тюльпанов (в них она

Земля! Когда грудь задохнется

Земля! Когда грудь задохнется Отчаяньем, едким как дым,- Повей из родного колодца В нее шелестящим ночным Дождем. Пролетающих молний Перо мне алмазное брось, И

Я разогнал собак. Она еще

Я разогнал собак. Она еще Жила. И крови не было заметно Снаружи. Наклонившись, я сперва Не разглядел, как страшно искалечен Несчастный зверь. Лишь увидав

Так, молодости нет уж и в помине

Так, молодости нет уж и в помине, От сердца страсть, как песня, далека, И жизнь суха, как пыльный жгут полыни, И, как полынь, горька.