Тусклая, тяжелая луна Догорает пламенем ледовым Прямо над лицом твоим медовым — И сквозь осень светится весна. Умереть и перестать любить — Разве это
Стихотворения поэта Костарев Юрий Николаевич
Ну что, воробушек — перемоглись. Перетерпели, перезимовали: Ты — в «люксе» на уютном сеновале, Я — в общих номерах отеля «Жизнь»? Теперь-то нам вольготнее
Этот поезд не шел, не летел — он тащился. Как не знал, что меня к Вам он вез… Относительно шпал мы кометою мчимся, Но
Перед чертой последнего предела В себя до дна отважно загляни: Ты отвергаешь собственное тело? Но дух твой — он Господнему сродни! Кто посягнуть на
Врать не хочу — поэтому Подолгу и молчу: Ведь естеству поэтову Солгать не по плечу. То есть он врать умеет, Чтоб девок обольщать, Но
Ах, как сердце на волю просится, Как стучится июль мне в грудь! — Словно тотчас с размаху бросится Сердце в самый прекрасный путь. Околдует
Опять заманчиво и страшно Внушает чей-то голос мне, Что в мире просто все и ясно, Все слышно в честной тишине. И надо просто не
Все просто. Все на свете этом просто: Созрел в урочный час последний лист — И светится прозрачная береста, И лес перед причастьем зимним чист.
За окном — сухая горечь сада И безмолвье лунного костра. Лишь кузнечик, словно Шахразада, Излагает сказки до утра. Увядает, отсмеявшись, лето, Уступает осени права.
Кто-то тучи починил, Вытер досуха планету, До отвала выдал свету, Напрочь смыв следы чернил. Залихватским женихом Свежевыбритое солнце Упоительно смеется В ликовании лихом. И
Я поутру из дома вышел, Мне было тыщу с лишним лет. Но хлынул вдруг в лицо мне свет — Сверкнуло солнце из-за крыши. И
Ничего придумывать не надо: Сердце бьется? — то-то и отрада. Незачем изобретать слова, Если ночью слышишь вздохи сада — И от них кружится голова.
Борису Попову Ребята, вы не правы, И ты, Борис, не прав: Прекрасно пахнут травы, Пока не тронешь трав. Пока нам лень увлечься Обманом сладких
Необузданно-ярым Встал мороз на дыбы, Отрицательным жаром Опаляя дубы. С наслаждением дышит, Доводя мир до корч… Сердце спит и не слышит, В сердце —
1. Когда в беде Когда в беде настынет сердце, И боль чем дальше, тем лютей, И больше не на что надеяться. О, как тепло
Что суетиться, если снегопад Опять валы свергает за валами, И листья на березах не горят — Веселое отклокотало пламя. И пусть мне больно, что
Счастливые так часто виноваты, Душою маясь — в чем же их вина? Но их тревога и светла и свята… А счастье что? Ну, изопьешь
И даже в горький час, когда Ты сир и наг, и все потеряно, Ты смело можешь быть уверенным, Что есть и на тебя беда.
Проходя, ты чуть не обернулась… Но ведь эта чуточка была? Молодость лишь краешком коснулась, Ветерком полетного крыла, Мимолетным поцелуем вздоха, Сожаленьем, что меж нами
Конечно, и утро прохладно, И только в намеке — трава, И грач произносит нескладно, Не вовсе по-русски слова. Еще непролазны дороги, Но рада почуять
Валентину Голубеву Час придет, и, выбив дверь спиною, Упаду я молча на крыльцо — Чтобы умирать не за стеною, Чтоб омыть под дождиком лицо.
Робких ладоней касанье. Тихого шепота гром… Словно зарницы мерцанье Стерто грозовым огнем. Будет всегда без ответа, Тщетной надеждой дыша, В поисках вечного света Рваться
Зажги средь бела дня повсюду свет — Пусть будет праздник! Ты столько отжил неприметных лет, Спокойно-зряшных. А если сквозь потемки иногда Что и светило
Как мне поперву мнилось: Что ни день — то и милость, Что ни ночь — то и радость, Непременная сладость. Будет мир мне в
«Что же наши-то гражданки В ихний просятся стриптиз?» Б. Попов Наступит год и день, и час, Когда иссякнут в реках воды, — И оскорбленная
Синица в звон пошла — февраль в исходе: Трещит зима по швам, мороз не в моде! А если и блажит порою вьюга — Так
Быть сварливым поутру — Неотъемлемое право Пивших сладкую отраву С Аполлоном на пиру. Эти пытки вполшутя, На Парнасе эти игры Истерзают — словно тигры
А люди знают. Люди много знают. Нам памяти пока не занимать. Нам рано пепел в сердце заливать И заглушать клокочущую замять. Не плачут матери
Довел свою страну до дна? — молчи! Не о судьбе посмертной хлопочи: Что бестолку замаливать грехи И табурет пинать из-под стрехи… И что напрасно
Недостижимо счастье — И разве в том печаль? Важнее приближаться К тому, что манит вдаль. Держать открытой душу И ближним, и врагам, Чужой души
Правдоподобие — еще не правда: Правдоподобен и январский дождь, И вовсе правдой называть не надо То, в чем лишь не наличествует ложь. А правда
Я счастлив без денег и тряпок: Мне лишь бы — на сердце покой, Да чтоб обойтись мне без пряток Меж прежним и нынешним мной.
А то, что жизнь кончается, — ну что ж: Когда-то ей положено прощаться, Нельзя ни долюбить, ни допрощаться, А можно только верить в эту
«Не страшен прошлогодний снег. А завтрашний еще не выпал» Снег стоял, стоял — и стаял: Жил ли — не жил, а исчез — Вслед
И снова, как во время Сталина, Ждет синекура похвалы. Ни опытнее, Ни умней не стали мы, Мы все — безрогие козлы. Пусть заклеймят меня
Откуда в доме женщина чужая, Зачем она мне накрывает стол? Зачем, моей свободе угрожая, Моих бровей касается перстом? Как смеет отирать со лба морщины,
…Ибо нет ни эллина, ни иудея. Библия …И свободно постигалась Сладость чуждого наречья. Д. Самойлов Когда звучат еврейские мотивы (Откуда, Боже, — из предбытия?),
Спал, как спят только дома, у мамы. Только мамы нет в доме давно. И колодец, и сад меж домами — Как ушедшего детства кино.
Что с малых лет цвело и пело, Тому всю жизнь утехой быть. Ты, сердце, в ласке не успело И доли сил своих избыть. Не
А в жизни ведь все — навсегда: Вздохнул — позади уже вечность, И канула вдруг в бесконечность Летящая мимо вода. И можно быть лучшим
Первым делом приказала Ты мне зеркало разбить: В нем сегодня увидала Ты серебряную нить. Знаю это я прекрасно — Ты всегда права была: Так
Превыше всех иных даров — Уменье слушать, Когда под градом чуждых слов Немеют души, Когда готов убить уже Того, кто против, Когда невмоготу душе
Смотреть на тебя без конца я могу, Особенно если в глазах твоих — счастье: Ты — словно песня в июньском лугу, Ты — словно
А по утрам — так чисто-чисто И в небесах, и на душе За гранью — гвалт юнцов речистых И откровения мужей. За гранью ночи
Видели, как ряскою ржавеет, Вянет непроточная вода? Речка без движенья не умеет, Речке без течения — беда. Вот и речь, она — как речка
Я чувствую, что это не к добру: Зачем ты, Боже, обнажил мне сердце? Пусть не на что мне было опереться, И я был втянут
Наверно, это не к хорошему: У края лета расцвести — И оказаться под порошами, Под страхом — снег тебя настиг. Хотя, чего страшиться вроде
Екатерине Козыревой Не пей, пока не мучит жажда, Пока душа молчит, не пой, И не посмей ступить однажды Счастливой некогда тропой. Там смертный сон
Там, за чертою языка, — Уже на уровне прозренья — Так опаляет озаренье, Что в миг вмещаются века. Уже вне слов и языка —
Кому скажу: «Ты — свет моих очей, Ты — жизни смысл, Ты — цель деяний Божьих, Свеча, что поглощает мрак ночей, Ты — оправданье