Людская речь пустой и лицемерный звук, И душу высказать не может ложь искусства: Безмолвный взор, пожатье рук — Вот переводчики избытка дум и чувства.
Стихотворения поэта Кюхельбекер Вильгельм Карлович
Слышу стон твой, ветер бурный! Твой унылый, дикий вой: Тьмой ненастной свод лазурный, Черным саваном покрой! Пусть леса, холмы и долы Огласит твой шумный
Пусть другие громогласно Славят радости вина: Не вину хвала нужна! Бахус, не хочу напрасно Над твоей потеть хвалой: О, ты славен сам собой! И
Клянемся честью и Черновым: Вражда и брань временщикам, Царя трепещущим рабам, Тиранам, нас угнесть готовым! Нет! не отечества сыны — Питомцы пришлецов презренных! Мы
Все, все валятся сверстники мои, Как с дерева валится лист осенний, Уносятся, как по реке струи, Текут в бездонный водоем творений, Отколе не бегут
Так, знаю: в радужные дни Утех и радостей, в круженьи света Не вспомнишь ты изгнанника поэта; Хоть в непогоду друга помяни! Молюсь, чтобы страданья
Есть что-то знакомое, близкое мне В пучине воздушной, в небесном огне; Звезды полуночной таинственный свет От духа родного несет мне привет. Огромную слышу ли
Дикий Нептун роптал, кипел и в волнах рассыпался, А с золотой высоты, поздней зарей освещен, Радостный Зевс улыбался ему, улыбался вселенной: Так, безмятежный, глядит
Без лишних денег, без забот, Окрылены мечтою, Мы, юноши, идем вперед, Мы радостны душою. Нас в тихий сумрак манит лес, В объятия прохлады! Для
Счастливицы вольные птицы: Не знают они ни темницы, Ни ссылки, ни злой слепоты. Зачем же родился не птицею ты? Да! ласточкой, легкой касаткой! Глядел
Здесь, между падших столпов, поросших плющом и крапивой, Здесь, где ветер свистит между разрушенных стен, Я, одинок на холме, под тению тлеющей башни, С
Короче день,- и реже с океана Снимается седая ткань тумана; Желтеет мой любимец, гордый клен, Который прихотливою судьбою Был с рощей разлучен родною И
О! сколь презрителен певец, Ласкатель гнусный самовластья! Ермолов, нет другого счастья Для гордых, пламенных сердец, Как жить в столетьях отдаленных И славой ослепить потомков
Еще одну я к тем рекам причислил, Которых берег я, скиталец, посетил,- И там с утратою своих сердечных сил Терзался и молчал, но чувствовал,
Из Царского Села Нагнулись надо мной родимых вязов своды, Прохлада тихая развесистых берез! Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес, На верх которого
Петру Александровичу Муханову В ужасных тех стенах, где Иоанн, В младенчестве лишенный багряницы1, Во мраке заточенья был заклан Булатом ослепленного убийцы,- Во тьме на
Ночь,- приди, меня покрой Тишиною и забвеньем, Обольсти меня виденьем, Отдых дай мне, дай покой! Пусть ко мне слетит во сне Утешитель мой ничтожный,
Вот, слава богу, я опять спокоен: Покинула меня тяжелая хандра; Я снова стал доступен для добра, И верить и любить я снова стал достоин.
Был и я в стране чудесной, Там, куда мечты летят, Где средь синевы небесной Ненасытный бродит взгляд, Где лишь мул наверх утеса Путь находит
Горько надоел я всем, Самому себе и прочим: Перестать бы жить совсем! Мы о чем же здесь хлопочем? Ждешь чего-то впереди… Впереди ж все