Поет синеволосая зима Под окнами сусанинской светлицы… Приснились — золотая Кострома, Колокола Ипатьевской звонницы. Трещат лучины ровные пучки, Стучит о кровлю мерзлая береза. Всю
Стихотворения поэта Марков Сергей Николаевич
На протяженье множества веков Никем еще доныне не воспеты Суровые кастраторы быков – Невольные бродяги и поэты. На их одеждах густо пыль легла, Их
Где-то падают метеориты. У поэтов не хватает ни чернил, ни слов. А вы живете спокойно и сыто В Омске на улице Красных Орлов. Где-то
Все говорят, что в Мезени Тундра, мох и тюлени, О моя дорогая, Точка и запятая, Привета этого строчку Кончаю и ставлю точку.
Цветет в Рябинине герань, И на столе вздыхает ткань Камчатой скатертью с кистями. Смеются алые уста, Когда — нарядна и проста — Ты пьешь
Пусть будет так – скрывает, как туман, Ее лицо решетчатый чачван… Я подойду… В колючей, душной мгле Увижу бровь, подобную стреле. Ее лицо встречая,
Растет поэмы нежный стебель, Запретный теплится огонь В казарме, где орет фельдфебель И плачет пьяная гармонь. Где тускло светятся приклады И плавает угарный свет,-
И толпа по-своему права – Подавай ей громкие картины, У кинематографа «Хива» На плакатах скачут бедуины. …Мгла пустынь, похожая на сон, И нашивки черные
Хороша была соседка. К ней я хаживал нередко, Помогал ей сеть плести; Издевалась все, плутовка, Что работаю неловко — Так, что острая бечевка Руки
Можешь ты держать пари: У него высокий чин, Приезжал на Уссури Самый главный мандарин. Плечи держит на отлет, Гладя вышитый погон. Десять шелковых знамен,
Когда б ценила твой талант – Болела бы душой, – Так объяснит тебе сержант, Хоть младший, хоть старшой. Напрасно письма ждешь на штаб, Надежду
Мы славим труд винтовки и сохи, Мы прославляем праведные войны, Мы посвящаем женщинам стихи И думаем, что их они достойны. Закат плывет – медлителен
Люди скажут: сутул и стар, Седеет волос, кривится рот. А я потопил германских гусар В дремучей трясине мазурских болот. Я окружил железным кольцом Страну
Разливайся, свет хрустальный, Вдоль по Сухоне-реке! Ты по улице Вздыхальной Ходишь в шелковом платке. Разойдись в веселой пляске! Пусть скрипит родимый снег. Незадаром по
Ему всех гурий, прикрепленных к раю, Пообещал английский офицер, Он разрядил свой ржавый револьвер, Упал в траву и крикнул: «Умираю!». Но сторожа неколебимых стран
Мы не знаем слова «Пощади!». Пусть кипит кромешная работа – Великан на светлой площади Пробует ступени эшафота. В горе нашем, хмурясь и дрожа, Смертным
Воют чахлые собаки, Что-то взять не могут в толк, В славный город Кулебаки Входит наш запасный полк. Светит синенький фонарик И трепещет, чуть дыша,
Если голубая стрекоза На твои опустится глаза, Крыльями заденет о ресницы, В сладком сне едвали вздрогнешь ты. Скоро на зеленые кусты Сядут надоедливые птицы.
Знаю я — малиновою ранью Лебеди плывут над Лебедянью, А в Медыни золотится мед. Не скопа ли кружится в Скопине? А в Серпейске ржавой
Я в Азии встречал полночный час. Я знал – в арыке утонул топаз, Последнее сокровище владыки, Краса Коканда и мечты Хивы… Я знал –