Заурчала машина, завыла:
нам и горе теперь — не беда!
Только слышно, как пенится мыло,
да клокочет внутри беспокойно вода.
Отдохни, Родионовна, сядь, посиди,
помечтай, по годам улетевшим пройди.
Не садится, стоит у машины.
А машина поет, а машина урчит, как юла.
Что ж ты, старая мать, загрустила,
может, вспомнила, кем ты была?
И летят, и плывут вереницей,
словно птицы, мечты о былом.
То ли видится, то ли спится
покосившийся дом над прудом.
Там полвека ты в прачках ходила.
Сколько в речке холстов перемыла!
Сколько разных стирала рубах…
Может, гору измылила мыла
в этих добрых своих, узловатых руках.
Призадумалась,
молча стоит у машины.
А машина гудит, а машина поет.
И давно в барабане белее снежины
и носки, и платки, и старинный капот.
(2 votes, average: 4,00 out of 5)