Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал. О, если б мог тебе я посвятить их ныне! Есть песни дивные, — злой вихорь
Стихотворения поэта Минский Николай Максимович
Напрасно над собой я делаю усилья, Чтобы с души стряхнуть печали тяжкий гнет. Нет, не проходят дни унынья и бессилья, Прилив отчаянья растет. Без
Тянутся по небу тучи тяжелые, Мрачно и сыро вокруг. Плача, деревья качаются голые.. Не просыпайся, мой друг! Не разгоняй сновиденья веселые, Не размыкай своих
Я увидел ее. Как чужие, мы друг мимо друга Без привета прошли. Мы прошли, не смутясь, лишь глаза выраженья испуга Утаить не могли. И
Отрады нет ни в чем. Стрелою мчатся годы, Толпою медленной мгновения текут. Как прежде, в рай земной нас больше не влекут Ни солнце знания,
Нет двух путей добра и зла, Есть два пути добра. Меня свобода привела К распутью в час утра. И так сказала: «Две тропы, Две
Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Наша сила, наша воля, наша власть. В бой последний, как на праздник, снаряжайтесь. Кто не с нами, тот наш враг,
Она, как полдень хороша, Она загадочней полночи. У ней не плакавшие очи И не страдавшая душа. А мне, чья жизнь — борьба и горе,
В моей душе любовь восходит, Как солнце, в блеске красоты, И песни стройные рождает, Как ароматные цветы. В моей душе твой взор холодный То
Ты грустно прожил жизнь. Больная совесть века Тебя отметила глашатаем своим; В дни злобы ты любил людей и человека И жаждал веровать, безверием томим.
Многогрешными устами Много грешных уст и чистых Целовал я под лучами Дня и в тьме ночей душистых. Целовал их после пышных Клятв и пламенных
Как сон, пройдут дела и помыслы людей. Забудется герой, истлеет мавзолей, И вместе в общий прах сольются. И мудрость, и любовь, и знанья, и
Любить других, как самого себя… Но сам себя презреньем я караю. Какой-то сон божественный любя, В себе и ложь и правду презираю. И если
Прости мне, Боже, вздох усталости. Я изнемог От грусти, от любви, от жалости, От ста дорог. У моря, средь песка прибрежного, Вот я упал
На том берегу наше солнце зайдет, Устав по лазури чертить огневую дугу. И крыльев бесследных смирится полет На том берегу. На том берегу отдыхают
Не в яррко блещущем уборе И не на холеном коне Гуляет-скачет наше Горе По нашей серой стороне. Пешком и голову понуря, В туманно-сумрачную даль
Ни дум, ни тревог… Эти дни я живу, Отдавшись во власть благодетельной фее. Здесь небо светло, и чем дальше плыву, Тем глубже оно и
Город закутан в осенние ризы. Зданья теснятся ль громадой седой? Мост изогнулся ль над тусклой водой? Город закутан в туман светло-сизый. Белые арки, навесы,
Фрагмент Лень умереть. Лень мыслию инертной Минувшее прощально обозреть. Лень думать над запискою предсмертной. Лень усыплять свой страх. Лень умереть. Лень отыскать и распечатать
Быть может, мир прекрасней был когда-то, Быть может, мы отвержены судьбой. В одно, друзья, в одно я верю свято, Что каждый век быть должен
Не все ль равно, правдива ты иль нет, Порочна иль чиста. Какое дело, Пред кем, когда ты обнажала тело, Чьих грубых ласк на нем
Нужно быть весьма смиренным, Гибким, зыбким, переменным, Как бегущая волна, Небрезгливым, как она, — Раскрывать всему объятья, Льнуть, касаться, окружать, Все, что видишь, без
Перед луною равнодушной, Одетый в радужный туман, В отлива час волной послушной, Прощаясь, плакал океан. Но в безднах ночи онемевшей Тонул бесследно плач валов,
К престолу божества, покинув дольний мрак, Избранники в лучах бессмертья подходили. И каждый вкруг чела носил избранства знак: Победный лавр иль терн, иль снег
Я слишком мал, чтобы бояться смерти. Мой щит не Бог, а собственная малость. Пытался я бессмертие измерить, Но сонной мыслью овладела вялость. Я слишком
Как за бегущим валом вал, Часы неслись над отмелью забвенья. Качаясь, маятник рождал И отрицал рождения мгновенья. Я после многих грустных лет Слова любви
Век, что в мире живет, происходит от мира, Лишь твоя красота не от мира сего. Больше мертвой земли и живого эфира. В ней призыв,
Я знал, что счастья нет. Вдруг счастие сошло Такое жгучее, что им дышать нет силы. Дитя! Сестра! Жена. Мое добро и зло, Мой неискупный
Полночь бьет… Заснуть пора… Отчего-то страшно спать. С другом, что ли, до утра Вслух теперь бы помечтать. Вспомнить счастье детских лет, Детства ясную печаль…
На палубе сырой мелькали мы, как тени. Напрягши взор, глядел смущенный капитан. И Волга, и земля исчезли в отдаленье. Над ставшим кораблем шатром стоял
Оно не в книгах мудреца, Не в сладких вымыслах поэта, Не в громких подвигах бойца, Не в тихих подвигах аскета. Но между тем, как
Нежно-бесстрастная, Нежно-холодная, Вечно подвластная, Вечно свободная. К берегу льнущая, Томно-ревнивая, В море бегущая, Вольнолюбивая. В бездне рожденная, Смертью грозящая, В небо влюбленная, Тайной манящая.
Приближается утро, по еще ночь. (Исайя, гл. 21,12) Не тревожься, недремлющий друг, Если стало темнее вокруг, Если гаснет звезда за звездою, Если скрылась лупа
Я долго знал ее, но разгадать не мог. Каким-то раздвоением чудесным Томилась в ней душа. Ее поставил Бог На рубеже меж пошлым и небесным.
Не до песен, поэт, не до нежных певцов! Ныне нужно отважных и грубых бойцов. Род людской пополам разделился. Закипела борьба, — всякий стройся в
Моей вы вняли грустной лире, Хоть не моей полны печали. Я не нашел святыни в мире, Вы счастья в нем не отыскали. Так рвется
Я влюблен в свое желанье полюбить, Я грущу о том, что не о чем грустить. Я людскую душу знаю наизусть. Мир, как гроб истлевший,
Давно я перестал словам и мыслям верить. На всем, что двойственным сознаньем рождено, Сомнение горит, как чумное пятно. Не может мысль не лгать, язык
Liberta va cercando… Чистилище. 1, 71 Я цепи старые свергаю, Молитвы новые пою. Тебе, далекой, гимн слагаю, Тебя, свободную, люблю. Ты страсть от сердца