Душа твоя, как тихий звон Апрельских вечеров. Страстей земных не будит он Далекий чистый зов. В росистом воздухе полей, Над лесом, над рекой, Лишь
Стихотворения поэта Муни
Ты в каюте общей медлишь за пьянино. Наклонился к нотам толстый инженер. Легкие мелодии пролетают мимо, Шепчет он поручику: о, elle a des chairs*.
Понял: мы в раю. В. Б. Тень латаний На эмалевой стене. В. Б. Листьев широких качанье, Тени гигантские рук. Длинный прерывистый звук. Это ль
Когда замерев, Вершины дерев Пред близкой грозой затихают И (сумрачный час!), Как слезы из глаз, Янтарные листья роняют; А там, вдалеке, На светлой реке
Ты для меня уста свои сомкнула И не дала прощального лобзанья. Презрительно звучал твой гордый смех. Ну что же, в плащ дырявый запахнувшись, Уйду
Надень свой белый балахон (О, как мила мне хрупкость линий!) И в нем, мечтательно склонен, Явись печальной Коломбине. Чуть вздрогнет зов небесных арф, Чуть
На землю полдень мертвый пал, Налитый золотом тяжелым, И в блеске пламенно-веселом Дробится озера опал. Гудят косматые шмели, Протяжен их медовый голос. Налитый соком
Пришел земной, тяжелый гость, Ходил по берегу спесиво; А мы, как зыблемая трость, По ветру стелемся лениво. А мы, как беловейный дым, Дыханью каждому
Сухой осенний резкий воздух. Ни облачка. Лазурь чиста. И на чернеющих бороздах Ворон крикливая чета. Деревья черны, длинны, худы. Не слышно листьев под ногой.
Господа я не молю, Дьявола не призываю. Я только горько люблю, Я только тихо сгораю. Край мой, забыл тебя Бог: Кочка, болото да кочка.
О, нет, не у любви в плену, Не под ярмом тяжелым страсти Я нить неровную тяну Под звон ненужных мне запястий. В наряде легком
Опять росистая пьянящая прохлада. В вечерней тишине звончее бег ручья. И с беззаботными бубенчиками стада, Домой бредущего с вершины Галаада, Сливается, звенит и тает
Волной расплавленно-холодной Горит ручей, В степи пустынной и бесплодной, В степи моей. Кругом поломанные травы, Суха земля. Вдали пленительной дубравы Мои поля. И жду,
Веет грустью ласковой, осенней. Как светло-прозрачна синева. Листья клена — золотые кружева. Грустью веет ласковой, осенней. Город тонет в утреннем тумане. Нежно золотятся купола.
Сырые дни. В осенних листьях прелых Скользит нога. И свищет ветр в тени. Плохие песни. Лучше б он не пел их. На край небес
В синем воздухе сонные нити, Вы серебряным звоном звените. Вы нежнее, вы легче, чем иней, Тихо таете в благости синей. Вскрылись реки. К чему
Гудят трамваи, мчат моторы, В густой пыли тяжелый чад. Афиш огнистых метеоры Пустое небо бороздят. Лица, измученного скукой, В ночной не видно темноте. Сухая
Я в ночь ухожу без возврата, Один, истомленный и сирый. Моя светозарная тень, Ты краткий румянец заката, Ты вздох отлетающей лиры, Больной, угасающий день…
И не печальны и не счастливы Идут стопой тяжелой дни. Зачем так рано все погасли вы, Мои вечерние огни? И в темной комнате заброшенной,
На серых скалах мох да вереск. Светлы безрадостные дали. Здесь сердце усмиренно верит Безгневной и простой печали. Кругом в воде серо-зеленой Такие ж сумрачные
Здесь утверждаю жизнь мою, Здесь не молю и не желаю. И ничего не проклинаю, И ничего я не люблю. Как просто и светло вокруг!
Вставал закат, блистателен и строг, За старых сосен медными стволами. Вы шли со мной, объяты злыми снами, И я ваш вздох невольный подстерег. Вдали
В моих полях пустынно-серых, Где ветер гонит дольний прах, Нет недостатка лишь в химерах. И с ними я в пустых полях. Драк оньи зубы
Мы за море пустились. Вы едете далеко. Простите! Добрый путь! Авось, домой вернетесь, Домой когда-нибудь. Но только вот условье: Когда… Как будете домой.
На талый снег легли косые тени. Как маска скорби, бледное лицо. Моих слепых мятущихся томлений Меня объяло тесное кольцо. О, бледный сон! о, призрак
Вы были смущены при нашей первой встрече. (О, бледность явная под маскою румян!) И как изнемогал Ваш легкий стройный стан, Когда Вы, томная, внимали
Как аромат полыни горькой, Струится сонно безнадежность, И ты, любви последней нежность, Горишь задумчивою зорькой. Тебя царицею венчали. Но праздник жизни дико-шумный, Дитя! не
На бульварах погасли огни. Близится час условленной встречи. От тебя я далече, Ты меня не кляни. Ты знаешь, как тополя ветки душисты, Первая зелень
Мы — чада хаоса. Мы — маски карнавала, Слепых безумий воплощенный бред. О царство разума, ты марой жалкой стало, И призрачен огонь твоих пустых
Склоняется мой день простых и молчаливых Ненужных дел. В томительных и пламенных отливах Земных небес предел. О злая скорбь моя! Пусть пурпурные крылья Простер
Дорожка в парке убрана, Не хрустнет под ногою ветка. Иду. Со мной моя жена, Моя смиренная наседка. Гляжу в просветы меж ветвей: Вот небеса
Ваш профиль египетский, Ваш взор усталый, Ваш рот сжатый, — алая печать. Вам, наверное, шли бы на шее опалы И на лбу высоком забытая
Закатный час, лениво-золотой. В истоме воздуха медвяный запах кашки. По шахматной доске ленивою рукой Смеясь передвигаем шашки. В раскрытое окно широкою волной На узел
Пруд глубокий, илистый… Шорох звезд беззвучный… Светлый путь, извилистый, Длинный, ровный, скучный. Верная обету, я Здесь, под тонкой ивой Жду тебя, не сетуя, Друг
Белой рукой, Нежной рукой Сердца коснулась, Покой Даровала ему, О, Безнадежность! Мне улыбнулась. Улыбки твоей не пойму. О, как легки, как прозрачно-туманны Вы, что
Прости меня за миг бессильной веры, Прости меня. Тебе не верю вновь. С востока облак зноя пыльно-серый, На западе пылающая кровь. Как больно мне.
П. М. О милый век, изнеженно-манерный, Причудливый и строгий, как сонет! Дай услыхать твой чопорный привет, Заученный, протяжный и размерный. Прелестницы с улыбкой лицемерной
Спит легкий Ветер полей, А месяц Встал за лесом И глядится В небольшое озеро в чаще. Это я усыпила ветер. Спи, мой милый. Вздох,
Меня манит в ночной простор Твой взор, и темный и горящий, В смолистый, душный, темный бор С его шумящей, пышной чащей. Пойдет веселая игра,
Уходит, сбиваясь, дорога, Уходит на темный пустырь. Обетов нарушил я много, Покинул святой монастырь. Иду я, угрюмый безбожник, Куда только очи глядят…
Опять хотения земного невольный узник и слуга, Я покорился снова, снова веленью вечного Врага. Я променял мой сон невинный, святых пустынь безбольный сон, На
Ряды тяжелых книг. Пергаментные свитки. Над каждой строчкою взор не один потух. Далеких мыслей золотые слитки, Отжившего живой и вещий дух. К словам тяжелым
Брезжит утро. Свет неверный тихой ночи метит грань. Дух упавший в бездну, слышит некий властный глас: восстань! А в пещере тесной, смрадной, в свод
В моей крови усталость, темный яд, Тяжелой жизни праотцев осадок. Уж с детства был мне только отдых сладок, И праздность жизни выше всех наград.
Яркий день обманет, Яркий день измучит. Ясный вечер глянет, Тихому научит. Приходи из дому Ты к ручью лесному. Там и струи плещут, Там и
С утра над городом кружат аэропланы В сентябрьской синеве, последним солнцем пьяной, Скользят, бесшумные. Так далеки, что глаз Чуть различает их сквозь неба тонкий
Венец пустого дня. Баратынский Голодные стада моих полей! Вам скудные даны на пищу злаки. С высоких злых небес я не свожу очей, Гляжу на
Пуст мой дом. Уехали на дачу. Город утром светел и безлюден. Ах, порой мне кажется, заплачу От моих беспечных горьких буден. Хорошо вдыхать мне
I У калитки куст крапивы. Пыльный полдень. Жаркий день. По забору торопливо Пробегающая тень. Ну так что ж, что день мой пылен, Ну так
Жизнью правят неизменно В белый резкий день, И скрываются смиренно, Как стезей своей священной Наплывает тень…