Прошло с тех пор немало дней, С тех стародавних пор, Когда мы встретились с тобой Вблизи Саксонских гор, Когда над Эльбой полыхал Солдатский наш
Стихотворения поэта Наровчатов Сергей Сергеевич
Не будет ничего тошнее, Живи еще хоть сотню лет, Чем эта мокрая траншея, Чем этот серенький рассвет. Стою в намокшей плащ-палатке, Надвинув каску на
В том ли узнал я горесть, Что круг до отказа сужен, Что спелой рябины горсть — Весь мой обед и ужин? О том ли
Ни у кого и ни за что не спросим Про то, что не расскажем никому… Но кажутся кривые сучья сосен Застывшими «зачем» и «почему».
Много злата получив в дорогу, Я бесценный разменял металл, Мало дал я Дьяволу и Богу, Слишком много Кесарю отдал. Потому что зло и окаянно
Юностью ранней Нас привечал Ветер скитаний Песнью начал. В этих началах Места не знали Горесть усталых Горечь печали. Вестники сердца Юной земли — В
Вот и отобрана ты у меня!.. Неопытен в древней науке, Я бой проиграл, пораженье кляня, Долгой и трудной разлуке. Я бился, как за глухое
Аминь, рассыпьтесь, горести и грусть! Гляжу на женщин, кланяюсь знакомым, От ветра щурюсь, в облака смотрюсь И верю непридуманным законам. Земля встает в извечной
Когда-то, до войны, я был в Крыму. Со мною шло, не зная, как назваться, То счастье, о котором ни к чему, Да и не
Ах, как он плещет, снегопад старинный, Как блещет снег в сиянье фонарей! Звенит метель Ириной и Мариной Забытых январей и февралей. Звенит метель счастливыми
Небо щедро сеет проливным дождем, Но пройди к окошку, погляди на сквер: Кавалер и барышня мокнут там вдвоем. Что ж это за барышня, что
На улицах Москвы разлук не видят встречи, Разлук не узнают бульвары и мосты. Слепой дорогой встреч я шел в Замоскворечье, Я шел в толпе
Вижу прозелень рек И озер голубые прозоры, Светотень лесосек, Темных пашен просторы И простые кресты Возле церкви над взгорьем, Глубину высоты Над рокочущим взморьем.
Я спросил вчера у Оли: — Как идут твои дела? Как ты там, на вольной воле, Это лето провела? Дочь зевнула равнодушно. — Ну,
По земле поземкой жаркий чад. Стонет небо, стон проходит небом! Облака, как лебеди, кричат Над сожженным хлебом. Хлеб дотла, и все село дотла. Горе?
1 Вот он, под крышей тесовой, Сразу за гулким мостом, В брызгах черемухи, новый, Охрой окрашенный дом! Гордость всего полустанка, Он пятистенный, хорош… Здесь
На рейдах в ночи лунные По-девичьи, во сне, Чуть слышно бредят шхуны О завтрашней весне. Пускай на мачтах иней, Пусть кили вмерзли в лед,-
Я проходил, скрипя зубами, мимо Сожженных сел, казненных городов, По горестной, по русской, по родимой, Завещанной от дедов и отцов. Запоминал над деревнями пламя,
Я шел из места, что мне так знакомо, Где цепкий хмель удерживает взгляд, За что меня от дочки до парткома По праву все безгрешные
Пожелтевший листок, Шелком выткана роза, В заключение строк Стихотворная проза, Память давних тревог!.. На страницах старинных Вновь встает между строк Облик твой, Катарина! В
Мы глохли от звона недельных бессонниц, Осколков и пуль, испохабивших падь, Где люди луну принимали за солнце, Не веря, что солнцу положено спать. Враг
Разговор в далеком веке — На землю возвращается с Омеги Людьми полузабытый звездолет. Преодолев последние помехи, Знакомым курсом следует пилот. На дальнюю планетную систему
Лгущая красивыми строками! Мы весь ворох пестрого тряпья Твоего, романтика, штыками Отшвырнули напрочь от себя. Но опять над тишью мирных улиц Ты встаешь, не
«Мессершмитт» над составом пронесся бреющим. Стоим, смеемся: — Мол, что нас? — Мол, что нам?! — Ложитесь!- нам закричал Борейша, Военюрист, сосед по вагону.
Трубка подпрыгивает, звеня, И снова я повторяю: — Придется вам обойтись без меня, Завтра я умираю. Да, так сказать, покидаю свет. Идут последние сборы.
Проходим перроном, молодые до неприличия, Утреннюю сводку оживленно комментируя. Оружие личное, Знаки различия, Ремни непривычные: Командиры! Поезд на Брянск. Голубой, как вчерашние Тосты и
Оле сон тридевятый снится, Снится в ярких цветах земля. Пусть приснится моей синице, Что я в небе словил журавля. Непогожая долгая осень Загостилась на
Послушай, Ольга свет Сергевна, Простую песенку мою: Поется весело и гневно Она в моем родном краю. Ее я слышал у причалов Родимых волжских пристаней,
Ты стала от холода синей, Скорей с подоконника слазь… Взглянула, как светится иней, Как блещет морозная вязь? Красиво? Конечно, красиво!.. Не зря постарался мороз,
Валит клубами черный дым Над раскаленной крышею. Мне этот дым необходим, Мне нужно пламя рыжее! Пусть разгорается пожар, Пусть жаром пышет улица, Пусть ужаснется
Здесь, на краю нежилой земли, Штатский не часто встретится, Но в ближней деревне нас версты свели С неожиданной собеседницей. Сто раз обрывалась беседы канва,
В день, когда навек угаснут силы, В сердце не останется огня, Соберутся у моей могилы Женщины, любившие меня. В ясный день чуть видный свет
Здесь мертвецы стеною за живых! Унылые и доблестные черти, Мы баррикады строили из них, Обороняясь смертью против смерти. За ними укрываясь от огня, Я
Мы дни раздарили вокзалам! И вот — ворвалось в бытие Пургой, камнепадом, обвалом Неслышное слово твое. Рожденная гордой и горькой, Прямая, как тень от
Давних годов пионерские сборы! Мальчишкам в огне языкатых костров Чудилось пламя орудий «Авроры» И высверк буденновских быстрых клинков. Кому из вихрастых тогда не мечталось
Сплела слепая девушка венок. Какого цвета рвет она цветы, Никто вокруг ей объяснить не мог — Ни лес, ни луг, ни шумные кусты. Цветы
Я домой притащил волчонка. Он испуганно в угол взглянул, Где дружили баян и чечетка С неушедшими в караул. Я прикрикнул на них: — Кончайте!
На пополненье наш полк отведен, И, путаясь в километрах, Мы третьи сутки походом идем, Кочуем — двести бессмертных. За отдыха час полжизни отдашь! Но
Пусть шествует неистребимый страх! Вам поздно звать спокойствие на помощь. Он в вас самих. Он разбивает в прах Все замыслы твои, земная полночь. Сто
К концу подходило крещенье Горластых российских ребят, И древние гасли реченья, И гаснул старинный обряд. Ударили в окна шрапнели, А пуля икону прожгла, И
Вновь то бушует, то стелется Наш разговор… В поле и в сердце метелица — То-то простор! Я по любви не тоскую, Но в феврале
Взгляд цепенел на кирпичном хламе, Но тем безрасчетней и тем мощней Одна стена вырывалась, как пламя, Из праха рухнувших этажей. Улиц не было. В
Ночью, в жаркой землянке, усталые, Мы с политруком Гончаровым, У приемника сидя, принимаем Австралию, Магией расстояния зачарованные. Печальную песню на языке незнакомом Слушаем, с
Нет, не своим… Но чутким, зорким взглядом, Зорчайшим взглядом матери своей, Вгляжусь в тот год. И он возникнет рядом, Живей живого, нового новей. Застыл
Сказками я с дочкой провожаю Каждый день вечернюю зарю: Коням в стойлах гривы заплетаю, Перстни красным девушкам дарю. И от перьев пойманной жар-птицы Обгорают
Пускай живет по-бесерменски, Кто хочет в ад попасть живьем… В латинском городе Флоренске На свой обычай мы живем. Соблазн чужого своевольства Не ввергнет нас
Я осень давно не встречал в лесу И, удивленный, глазею в оба, Как в тихих ладонях ветры несут Кленовое золото высшей пробы. Как на
На церкви древней вязью: «Люди — братья». Что нам до смысла этих странных слов? Мы под бомбежкой сами как распятья Лежим среди поваленных крестов.