Я посреди двора Стою в начале дня. Весенняя пора Торопит и меня. Зовет меня к себе Верстак — рабочий стол. А я ищу в
Стихотворения поэта Озеров Лев Адольфович
Туман над прудом высветлен закатом, Упали в воду кроны, купола, И не удержишь восхищенным взглядом Секунды, что была и вот ушла. А переменчивость воды
Начальный жестокий период любви… Как хочешь, как можешь его назови, Но только не мукой и вовсе не сном,- Скорее бессонницей, морем вверх дном, Сумятицей,
Поэзия не позабыта, Хотя в кастальскую струю Не окунает конь копыта,- Он ест овес свой деловито У самой бездны на краю. И на прогулке
Прошла гроза. Дымился лес, Густой, просмоленный и едкий, И дым, приподымая ветки, Как бы тянул их до небес. И вот под мглистой синевою Литых
Листва закипает, как наши двадцатые, Когда Маяковский с Асеевым в дружестве Писали стихи о любви и о мужестве, Неугомонные и угловатые; Когда Пастернак в
Есть убедительно-державный жест У Ленина, не только в дни торжеств,- В любой беседе, утром или ночью,- Жест, звездному подобный многоточью. Жест — не приказ,
Сирень задыхается. Небо набухло. В утробе его разухабисто бухало. Везде, как возмездье, гроза назревала, И мир был подобен ущелью Дарьяла: Навалы породы, и горы,
Я видел степь. Бежали кони. Она подрагивала чуть И элеватора свечу Держала на своей ладони. И зелень в синеву лилась, И синь легла на
Сквозь пламень строк душа пропущена. Ну, а царей-то помним много ли? Из Александров — только Пушкина, Из Николаев — только Гоголя.
Усталость или отчужденье, Или замучила жара, Или в душе твоей смятенье — Не разобрался я вчера. В преувеличенном вниманье, С которым слушала меня, Определилось
Старик тунгус, приехавший на съезд, Задет лучами праздничного света. Он теплый бублик на морозе ест И ходит не спеша вокруг поэта, Который шляпу комкает
Как дальше жить? Как дальше жить? Еще пять тысяч строк сложить, Еще пять тысяч дней служить, — За новым сроком новый срок, И сто
Тверские льны стоят до небосклона, Как будто подпирают небосклон. Зеленая волна — земное лоно — Бежит ко мне, бежит со всех сторон. И черное
Вдруг пахнуло глубокой ночью, Вдруг смешалось небо с землей. Паровозного дыма клочья — Над горами, над полумглой. Тучи ниже, и горы ниже. Потемнело и
По обе стороны стола — Сидим вдвоем, И тенью боль моя легла На лбу твоем. Как ни таись, как ни таи — Вдвоем всегда,
1 Как ребенок в полной ванне — Сад в воде стоит по горло. У него дыханье сперло, Как у нас при расставанье С матерью.
Я и пред смертью вспомню эту кручу, И весь в огнях распластанный Подол, И то, как здесь я к радости пришел При виде звезд,
Здесь князь Мещерский, выходя на Мойку, Мог видеть пролетающую тройку. И думалось: не с неба снег летит, А — искрами — летит из-под копыт.
Немо горит в окне огонек; Звезды немы. Где мы, когда человек одинок? Где мы? Где мы, когда он, уставясь во тьму, Ищет совета? Где
На берегу морском лежит весло И больше говорит мне о просторе, Чем все огромное взволнованное море, Которое его на берег принесло.
Бревенчатый дом. За оградою, В просветах листвы, меж ветвей, Упиваясь весной и радуясь, Мальчишка гонял голубей. Пушистые, белые, скорые, Под небом кружились светло. Я
Когда работаю, я плохо верю в смерть. Я попросту в нее не верю. Работа делает меня бессмертным, Включенным во Вселенную навеки. Работа делает меня
Не с первого взгляда, не с первого взгляда, А просто молчанье, а просто отрада, А после — досада, а после — смятенье И первое
Ветер бесцветен? Хочет он в лицах Весь мир показать изнутри и извне. Ветер зеленый, если он в листьях, Ветер багряный, если в огне.
Многословие — род недуга, А народ изъясняется кратко: Ищешь друга без недостатка? Ты рискуешь остаться без друга.
Памяти матери Я приехал в Осетию через год После смерти твоей, через век, Через вечность и через бездну невзгод, Через множество гор и рек.
Лучше быть возлюбленной поэта, Чем женою старого дипломата, Но еще лучше быть возлюбленной старого дипломата, Если этот дипломат — поэт Федор Тютчев.
Любовь ответственна. А если не она, То что ж ответственно на этом свете: Призванье? Долг? Работа? Дружба? Дети? Нет, все они, соединясь, сполна Ушли
Ты что там надумала! Что там наворожила! Размолвка, неведенье, ссора, два шага назад. И все успокоенное снова разворошила, И в неизвестность устремлены глаза. Ты
Нет, не свет зажигается в окнах, Наполняются медом они, И звенят световые волокна, И цепочкой горят огни. То, что было в окнах огнями, Стало
Лирика. Три звездочки. Это не коньяк. Это я буланого тороплю коня. Это я желанную радость тороплю. — Приходи, побудь со мной, я тебя люблю!
О тебе я хочу думать. Думаю о тебе. О тебе не хочу думать. Думаю о тебе. О других я хочу думать. Думаю о тебе.
Вишневый сад белеет в темноте. Вишневый сад. А времена не те. Вишневый сад. Забыли человека. Стучит топор. Прошло всего полвека, А век не тот.
Я на то и рожден, чтоб взрывать ноздреватые скалы, Посылать на Чукотку бочонки медовые дынь. Дело в том, что меня в городские сады не
Серости на белом свете нет, Серость — это ваше нерадение, Невнимание, усталость лет, Ваше настроение осеннее. Где для вас невнятное пятно,- Для меня цветут
Всю жизнь я собираюсь жить. Вся жизнь проходит в ожиданье, И лишь в короткие свиданья, Когда немыслимо решить, Что значит быть или не быть,
Когда в последних числах мая Днепр покидает острова, Со щебетом, еще слепая, Вылупливается листва, Когда картавая грачиха Раскачивает провода, Проходит дождь, свежо и тихо,
С далеких лет тоска по мастерской — Как зуд в костях, как жажда и как голод. Бредет бродяга со своей тоской, Работы просят руки,
Перед дождем затрепетали листья, Мелькала то изнанка, то ребро, И в речке зазвенело серебро. На ветке каркнула ворона голосисто, Роняя черное перо. Вдали в
Я замечал: пройдет гроза И все к лазури устремится: Листва, ребячьи голоса, Серебряные капли, птицы. Земли весенней теплый дым Уходит в небо голубое —
Две старые актрисы В буфете станционном, Отставив мизинчики, Пьют чай с лимоном. Пьют чай с лимоном, С пирожным миндальным И вслед поездам глядят Ближним
Как предам эту боль, эту адову муку злословью! Сам скажу себе тихо к исходу несносного дня: Я не только люблю, я борюсь со своею
Услышанный в детстве когда-то мотив, За мною бредет он, и прост и красив. Но как повторить его? Я не умею. Мотив — как издевка
Люблю старинные ремесла, Когда в поселке над рекой Один — выстругивает весла, Вытачивает руль — другой. А третий — поднимает парус, И вот они
Поэзия — горячий цех, В котором есть огонь для тех, Кто ночью и при свете дня Прожить не может без огня. Пусть слабодушные уйдут,
Играл застенчивый старик, Приземистый, крепкоголовый. Я понял: искренность — не крик, Поэзия — не только слово. Я слушаю: в моей груди Шумят и клонятся