На Арину осеннюю — в журавлиный лет — собиралась я в странствие, только не в теплые страны, а подалее, друг мой, подалее. И дождь
Стихотворения поэта Парнок София Яковлевна
Как воздух прян, Как месяц бледен! О, госпожа моя, Моя Судьба! Из кельи прямо На шабаш ведьм Влечешь, упрямая, Меня, Судьба. Хвостатый скачет Под
Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих. Закрываю глаза и вижу: Темный табор, и ночь,
Целый день язык мой подличал И лицо от улыбок болело. И познал меня кто-то под вечер, — Ты ли, пленница, голубь белый? И еще
Я — как больной, из госпиталя Выпущенный на простор. Я и не знала, Господи, Что воздух так остер, Что небо такое огромное, Что облака
Пахнет по саду розой чайной, Говорю — никому, так, в закат: «У меня есть на свете тайный, Родства не сознавший брат. Берегов, у которых
Он в темных пальцах темную держал, Тяжелую и сладостную розу. По набережной к дому провожал Нас Requiem суровый Берлиоза. Под нами желтая рвалась река,
Выставляет месяц рожки острые. Вечереет на сердце твоем. На каком-то позабытом острове Очарованные мы вдвоем. И плывут, плывут полями синими Отцветающие облака… Опахало с
Под зеркалом небесным Скользит ночная тень, И на скале отвесной Задумался олень — О полуночном рае, О голубых снегах… И в небо упирает Высокие
Срок настал. Что несешь Грозным богам, Жнец нерадивый? Выдаст колос пустой, Как же ты был Беден слезами. Розы скажут, — для нас Он пожалел
Старая под старым вязом, старая под старым небом, старая над болью старой призадумалася я. А луна сверлит алмазом, заметает лунным снегом, застилает лунным паром
Ради рифмы резвой не солгу, Уж не обессудь, маститый мастер, — Мы от колыбели разной масти: Я умею только то, что я могу. Строгой
Кончается мой день земной. Встречаю вечер без смятенья, И прошлое передо мной Уж не отбрасывает тени — Той длинной тени, что в своем Беспомощном
Ты надрываешься, мой брат, А я прислушиваюсь хмуро. Не верю я в благой твой мат С блистательной колоратурой. Стыдливей мы на склоне лет, И
У Гофмана такие маги: Он был вертляв и невысок, Он был, как черный завиток, К нам с нотной спрыгнувший бумаги. Взмахнул, — и горлицы
Ты вошла, как входили тысячи, Но дохнуло огнем из дверей, И открылось мне: тот же высечен Вещий знак на руке твоей. Да, я знаю,
Моя любовь! Мой демон шалый! Ты так костлява, что, пожалуй, Позавтракав тобой в обед, Сломал бы зубы людоед. Но я не той породы грубой
Вот дом ее. Смущается влюбленный, Завидя этот величавый гроб. — Здесь к ледяному мрамору колонны Она безумный прижимает лоб, И прочь идет, заламывая руки.
Да, ты жадна, глухонемая, Жадна, Адамово ребро! Зачем берешь, не принимая, Тебе ненужное добро? К чему тебе хозяйство это — Гремучая игра стихий, Сердцебиение
Да, он взлетел когда-то Над страшной пустотой, Герой и конь крылатый С уздечкой золотой. Беллерофонт в Химеру Низринул ливень стрел… Кто может верить, веруй,