Николаю Скоморохову и его погибшему другу
Всю войну под завязку я все к дому тянулся,
И хотя горячился, воевал делово.
Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся, —
И в войне взад-вперед обернулся, за два года — всего ничего!
Не слыхать его пульса
с сорок третьей весны,
Ну а я окунулся
в довоенные сны.
И гляжу я, дурея,
но дышу тяжело…
Он был лучше, добрее,
ну а мне повезло.
Я за пазухой не жил, не пил с господом чая,
Я ни в тыл не стремился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел.
Для меня не загадка
их печальный вопрос —
Мне ведь тоже не сладко,
что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
ну а ваш не сумел».
Он кричал напоследок, в самолете сгорая:
— Ты живи, ты дотянешь! — доносилось сквозь гул.
Мы летали под богом, возле самого рая —
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.
Встретил летчика сухо
райский аэродром.
Он садился на брюхо,
но не ползал на нем,
Он уснул — не проснулся,
он запел — не допел,
Так что я вот вернулся,
ну а он не сумел.
Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
И хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть — у кого? У кого она есть.
Кто-то скупо и четко
отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
как бетон полосы.
И на ней — кто разбился,
кто — взлетел навсегда…
Ну, а я приземлился, —
вот какая беда.
(2 votes, average: 3,00 out of 5)