Стихотворения поэта Петров Сергей Владимирович

Все те же темы музыки и слова, квадривий всех высоких дум. Мы в нем, как в комнате, меж четырьмя углами стопами измеряем нашу жизнь.

Очень нежной тишиной окружен я, как женой, и просторными руками комнатенку охватив, тихо, как немой мотив над глубокими веками мыслей, чаяний и книг, ничего

Вовек не нашивал сапог ты, лапотник и божий ратник. Какую жизнь, Иван с Опок, ты положил за славу братних, сермяжных трудовых кровей, неповоротливой породы,

Ты не пришла. Как не приходит срок пропущенный. Я ждал тебя недолго. Свалился камень, и нутро заволгло. Тебя сбыть с рук мне было вроде

Прелюдия Я вижу в старости, как ум глядит лукавей и судит вкось, но не во сне же немо я толкую с ним о том,

Я о себе скажу словечушко, но вчуже, как будто сам уже давно лежу в земле. Так больше правды, тут уж не словчу же, как

О век! Ты в час своих доброт меня обделишь непременно, а мне и горе по колено, и по годам иду я вброд.

Я есмь помойная великой Яви яма. Все не по-моему. – Мне воли нет и нет. – В меня летит с небес помет комет. И

Как будто выглянув из детской – глаза лучисты и чисты, – послушницею полусветской себя подслушиваешь ты. «Наверно, нежный Ходовецкий гравировал твои мечты». Голубоглаза, как

Я продолжаюсь… Этот август – мой, и я пока еще шагаю без запинки. Иду по скособоченной тропинке и возвращаюсь в августе домой. Но скоро

Я стал теперь такая скука, такой житейский профсоюз, что без повестки и без стука я сам в себя зайти боюсь: а ну как встретят

Я стар как мир. И сам с собой врастык. Я стал не мной, а чудом трехутробным. Кручусь я около вещей простых, как черт, всем

Я был. Но кажется, что и остался сам при себе? Иль даже при своих? Я был и все-таки не сдался. Быть может, только в

Когда умру, оплачь меня слезами ржи и ячменя. Прикрой меня словами лжи и спать под землю уложи. Я не хочу, чтоб пепел мой метался

Зеленый язычок от полуостровка, поодаль робкие молельщицы-березки, и храмик крохотный приподнят, как рука, у воздуха и вод на чистом перекрестке. Не куколь высится, а

Я усумняюсь. Я один. Нет ничего. Семья вещей, времен, существ мне стала чем-то прочим, и я на все лады толкаем и порочим, представ пред

1 Я и живу и жду, гадая по годам, и каждый год в архив я складываю оду. А долю я себе как бы от

С глухой погодою второго сорта, с развалистой старинною зимой, с обрывком вечера я сам-четвертый иду домой по улочке немой. Из теплой задушевной полутеми я

Я – рояль: Я сам себя приподнял, словно сад, на голой площади пустой ладони. Tutti: А ветки хлещутся и голосят, то голосуют ввысь, то

Под причитанья заунывных бабок, под болтовню румяных повитух ты, переваливаясь с боку на бок, пройдешь всю жизнь. И пропоет петух. Заноет зуб. И, сколько