Стихотворения поэта Петров Сергей Владимирович

Далеко и рядом, как за стенкой, ты живешь, не виданная мной, нежности блаженной уроженкой, дочерью юдоли неземной. Чувствую – к бокам притиснув локти, как

Пространство – словно дальняя вода, а время – сетка из бессмертной пряжи. Ползут невидимые невода и рвутся о зазубренные кряжи. И в петли забежавшая

На чухонском камне и трясине бесновался царственный топор. По монаршей дарственной Трезиний прямо к небу выводил собор. В Гаге, Копенгаге и в Стекольне бомбардиру

Я голой памятью сижу в своем уме, как в банной кадке поддавая пару, и смерти говорю, как медленной куме: с тобой не стану париться

Приклеен на дорожке лист каштана, и тучи посерелые в окне, и мнится, что во всей природе долгоштанной нет ничего навеянного мне. Не шевелюсь вблизи

I Из воды – на ненужный воздух, когда все ничему равно. (А вечер был в снегу и в звездах, когда тебя коснулось дно.) Плыло

Ишь, в тумане-то развелось их! Сквозь заиндевелый январь не на лапах, а на колесах стеклоглазая прется тварь. Что ей сделается, машине! Знай, пованивает сопло.

Слушай, душенька, – спи или кушай, не любуйся, голуба, со мной, не кидайся на шею кликушей: я по самые губы сумной. Иль не слышала

Я жизнь, как небылицу, наваракал в стихах. А рядом черный телефон уселся на столе и, как оракул, прокаркал: -! А я не По, не

Цветок прощаний и разлук, не прячась, но и не казотясь, глядит на разливанный луг голубоглазый миозотис. Он вечно свежий, как роса, готов пробраться и

В те дни, когда ужом мой дикий пращур еще не вился возле Перводрева и тело тощее тащил и плющил ящер, по животу земли распластывая

Я смерть как не люблю природы показной, и не поймут меня ни молнии, ни громы. Но я попал под августейший зной и в рыбьи

Все думаю о том, как я умру, подхваченный великой лиховертью, воспринимая смерть как жуткую игру, за коей следует мой путь к бессмертью. Не может

1 Я родился в Благовещенье. В этот день отчего-то птицы гнезда себе не свивают – и у птиц есть свои приметы. Что же я

Ходят вокруг налегке петербургские долгие ветры, осень без листьев стоит впусте на остром мысу. Белая биржа лежит, как груженная временем баржа, и на пустом

Я не люблю тебя. Но ты средь бездорожий и посредине валкого пути мне ног, и глаз, и костыля дороже, я без тебя в себе

Играешь в жизнь, не глядя в ноты. Бежит соната наизусть. Хохочет трель. Но все равно ты в игру подбрасываешь грусть. И вот до грани

Ночь плачет в августе, как Бог темным-темна. Горючая звезда скатилась в скорбном мраке. От дома моего до самого гумна земная тишина и мертвые собаки.

Платок мне не накинешь на роток. Я по-ребячески тружусь и строю, и вывожу по-русски городок, слепую крепостцу величиною с Трою. Еще хранят гроба тяжелые

Твои две груди – как смиренные колени, а страсть – как мясо ветер раскромсал. Но я пишу тебе, как некогда Елене писал задумчивый Ронсар.