Унылая кругом простерлась тишина,
Восходит медленно на небеса луна,
Трепещущий свой свет на рощи изливает
И с горестным лицом несчастных призывает
К местам, где мертвым сном природа вечно спит,
Где плакать и вздыхать ничто не воспретит.
О кроткая луна! о божество ночное!
Пролей свой свет туда, где смерть хранит в покое
Тот прах, что я иду слезами омочить;
Спеши, луна, спеши сей прах ты осветить!
Ты внемлешь мне, я зрю предмет моих желаний,
Свидетельницей будь ты всех моих стенаний:
Зрю царство смерти я и зрю ее предел,
Зрю кости, черепы, поля покрыты тел,
И как над трупами смеется червь презренный, —
Вот нашей гордости конец определенный.
О! ты, который все разишь на свете сем,
Последнего раба становишь в ряд с царем,
Что добродетели и злобу истребляешь,
Что мудрость не щадишь, любви огнь потушаешь, —
Ужасный, мрачный гроб! увы! сколь часто ты
Блаженства нашего ниспровергал цветы,
Сколь часто разрывал ты те незримы узы,
Те нежные сердец чувствительных союзы;
Ты в лютости своей и ныне пожрал вновь
И дружбу верную, и страстную любовь!
Тебя объемлю я, целую прах любезный,
На хладный мрамор твой ручей катится слезный…
Увы! свершилось все — и смертной той уж нет,
Которая мне в рай преобращала свет.
Покойся, милая! спи в гробе сем, Аннетта,
Уж более тебя не тронут бури света;
Удары счастия, что в жизни нас разят,
Покоя твоего уже не возмутят.
А я, с пленяющим навек расставшись взглядом,
Я медленным томлюсь и неисцельным ядом.
Как можно предузнать враждебный смертный рок}
Я мыслил провести в покое жизни ток
И, с юности моей развратам неподвластен,
Со склонностью своей не думал быть несчастен.
Когда я выступил на сей превратный свет,
Я счастью льстивому не кинулся вослед
И, не прельщаяся ни славой, ни тщетою,
Пленялся истиной и сердца красотою.
Я зрел, каков сей мир, я видел счастья луч,
Сокрытый в глубине неизмеримых туч.
О, свет! ужасных бедств, ужасных мук содетель!
Где мзда с пороками равняет добродетель,
Где гордость, до небес касаяся главой,
Невинность робкую теснит своей ногой,
Где роскошь в облаках блестящий взор скрывает
И пропасти стопой железной попирает.
Вращаяся в тебе, я видел подлу лесть,
Хотящу вкрасться в грудь, чтоб больше ран нанесть.
Я зрел в тебе людей коварных, злых, надменных,
Бесстыдностью своей в злодействах ободренных,
Которых казнь небес ни совесть не страшит,
Которых бог — корысть, а подлость — твердый щит!
Я зависть зрел всегда носящую железы;
Успехи из нее мои исторгли слезы;
Невинного меня искала погубить:
Кто добродетелен, не может счастлив быть.
Когда, зря бездны вкруг, в обманах, во смятенье,
Я в дружбе кинулся найти успокоенье,
Святое дружество! О нежный дар небес!
Коликих мне и ты виною было слез!
Те, кои дружбу мне и верность обещали,
Увы! друзья мои! друзья враги мне стали.
Я злобу презирал, и сам ей жертвой был;
Но тем опасней враг, чем больше он нам мил!
О, небо! сколько змей, рожденных мрачным адом,
За всю мою любовь платили злейшим ядом
И, злость невинностью умея прикрывать,
Могли и тут губить, где б должно подкреплять.
Тогда, познав обман, познавши заблужденье,
Я вдруг из бурей сих прешел в уединенье,
Прешел — и заключил лишь самого себя,
Далече от людей найти покой мнил я.
Опасны страсти нам, но тишина страшнее;
Увы, бесчувственность всего на свете злее!
Прельщенный новою блестящею мечтой,
В замену счастия найти я мнил покой;
Увы! здесь нет тебя, и ищут бесполезно.
Я думал мир вкушать, но что же мир сей был!..
Вдруг свет мне сделался печален, пуст, уныл,
Все стало тягостно, мучительно, превратно,
Я жизнь, несносну жизнь хотел прервать стократно;
Тогда, в престрашной сей мне в мире пустоты,
Аннетта! божество! мне тут явилась ты,
Подруга верная, имея нежны взгляды,
Пришла несчастному подать лучи отрады.
Увы, узрев тебя, узрел мгновенно я,
Что счастье и покой во взорах у тебя.
Во взорах сих — небес блеск, рай изображался;
Мне мрачен солнца свет пред молньей их казался.
С сих только пор лишь стал я жизнь мою ценить,
Аннетта, чрез тебя привык ее любить.
Ах! льзя ли не любить тогда мне жизни было,
Когда ты новую мне душу в грудь вложила,
Когда сказала мне с улыбкой на устах
И с нежным, пламенным румянцем на щеках:
«Люби меня, как я люблю тебя сердечно,
Чрез страсть взаимную счастливы будем вечно».
Увы! в полночный сей унылый тихий час
Мне мнится, что еще сей твой я слышу глас.
О друг души моей! когда то справедливо,
Что сердце чувствовать по смерти станет живо
Все то, что чувствует во время жизни сей,
То знай, что вечность лишь предел любви моей.
(3 votes, average: 3,33 out of 5)