А потом все реже отвечал он,
а потом — молчание в ответ.
И осталась мама со своей печалью
в тихом доме, где его портрет.
Вспоминала:
вышла на рассвете в чем была,
и не ела, и недосыпала,
только воду по пути пила.
Уставал идти — ласкала, миловала,
утешала в роще на привале:
— Спи,
война уже ушла…
Где же он, ее вихрастый Вова?
Годы, словно воды, протекли.
От него ж ни слова, ни полслова,
только деньги как-то раз пришли.
Дни бегут,
текут в раздумье ночи…
Успокойся, вот письмо… Читай.
И сливается, и вьется
незнакомый почерк
из далекой станции Алтай.
На исходе ночь, а ей не спится:
и тюрьма…
И столько раз женат…
Отчего такому бы случиться?
Буквы черные мелькают и дрожат.
И опять засохшими губами
к строчкам тем припала, как к родным:
«Мама, дорогая мама!..» —
пишет женщина, обманутая им.
Белый цвет срывается с акаций,
будто снег, ложится под окном.
Пишет женщина, отвыкшая смеяться,
плачет мать над скомканным письмом.
Пишет женщина далекая, чужая,
но когда бы здесь она была,
мать бы обняла ее, страдая,
и, как дочь родную, приняла.
И гуляла б за рекою с нею,
и внучонка на руках несла…
Плачет мать, о прошлом сожалея,
о любви, которой не спасла.
(2 votes, average: 2,50 out of 5)