«Какие всюду я ношу опустошенья: Лишь дуну — все падет от страшных моих сил! — Так, с видом гордого презренья, Ветр южный кроткому Зефиру
Стихотворения поэта Пнин Иван Петрович
Ликуй, Нева благословенна, Счастливая из всех река, Зря _Александра_, вдохновенна Великим гением _Петра_! Тот град из блата вызывает На чудо племенам земным, Но _Александром_
Усерднейшей моей горячности предмет, Прими, любезный сын! полезный мой совет. Во-первых, буди тверд в своем по смерть законе И с верностью служи Отечеству, Короне.
К вам, друзья мои писатели, К вам мою речь обращаю я, С вами я хочу беседовать! Вы поведайте причину мне, Для чего вы так
Надежда! что ты есть такое? Пролей свой свет ты на меня, Скажи: мечтанье ль ты пустое Иль луч блуждающа огня? То зрю тебя я
Итак, Радищева не стало! Мой друг, уже во гробе он! То сердце, что добром дышало, Постиг ничтожества закон; Уста, что истину вещали, Увы! —
Le sage avant sa mort doit voir la verite. {*} Прости, блестящий град: твои богаты стены, Где, с детства самого до юности моей, Наиподлейших
Когда на прелести я сих существ взираю, То разность, кажется, лишь ту в них примечаю, Что в образе одной зрю утра красоты, В другой
Зерцало Истины превечной, Бытии всех зримых обща мать, Щедрот источник бесконечный, В ком счастье мы должны искать, — Природа! озари собою Рассудок мой, покрытый
Женатый господин слугу его спросил: «Не с рогоносца ли ты шляпу, друг, купил, Что кроет почти все твое лицо полями?» — «Она одна из
Надежда с Радостью дорогою шли вместе. Не помню точно я, в каком то было месте, В Париже Или ближе, — Какая в том нужда?
Рука Урании пространство измеряет. О, время! но тебя ни мысль не обнимает; Непостижимая пучина веков, лет! Доколе не умчит меня твое стремленье, Позволь, да
Правосудие есть основание всех общественных добродетелей. Гольбах Блаженство смертных, царств подпора, Злодеев страх, невинных щит, Ты, коего трепещет взора Порок, хоть он венцом покрыт;
Известный M… страшилище людей, Избавил многих мук, лишася жизни сей. — «Тебе, — кончаясь, рек, — я душу, бог, вручаю» Но взял ли бог
Кто что ни говори! — жить без любви нельзя. Вселенная сия Любовью лишь хранится. Притворный стоик в сем хотя не согласится, Но это не
О роща тихая, густая, Где солнца луч, не проницая, Прохладу сладкую рождал! Где часто дни я провождал С Руссо, Бернардом, Дюпати, О роща милая…
Когда уныние, печаль владеют мною, Когда смертельною мой дух объят тоскою, Когда ни в обществе любезных мне людей Отрад не нахожу я горести моей,
Все люди в свете сем подвержены страстям. К несчастью, страсти их почти всегда такие, Что следствия от них бывают им худые; Всечасно нашим то
Спокойствия людей непримиримый враг, Рождаю зависть я в любовничьих глазах; Питаюсь кровию, и жизнь мне продолжает В объятиях своих, кто смерти мне желает.
Раису милую я страстно полюбя, Не помнил сам себя. И день и ночь в уме ее воображая, Томился, мучился, в злой скуке утопая. Решился
Роскошный человек, страстям предавшись всем, Живет, как будто бы он смерти ожидает; Скупой же, напротив, все деньги собирает, Как будто вечно жить ему на
Я пламенной любви моей судьбы не знаю, И долго ль буду я терзаться и грустить! Но знаю, хотя мук я тьму претерпеваю, Что буду
Блестящий призрак, дщерь химеры, Честолюбивых душ кумир! С какой волшебной льешь ты сферы Свои лучи на целый мир? Ты блеском солнце помрачаешь, Пречудные дела
Порока пагубней я зависти не знаю. С соревнованием я зависть не мешаю. То нужно всячески стараться возбуждать, Сию же, напротив, сколь можно истреблять. Соревнование
Хаос идей, призрак крылатый, Забвенья сын, отзыв страстей, — И раб в цепях, и Крез богатый, И все, что дышит в жизни сей, Все
Рогатов был влюблен — чему дивиться! Ведь это не беда, Когда От страсти сердце загорится. Есть средство от сея болезни и лечиться; Закон гласит:
Унылая кругом простерлась тишина, Восходит медленно на небеса луна, Трепещущий свой свет на рощи изливает И с горестным лицом несчастных призывает К местам, где
«Не все то злато, что блестит», И тот не умница, кто много говорит. Рассудок мишуру от злата отличает, Равно говоруна с разумным не равняет.
Жантиля славного сей камень кроет прах. Об участи его скажу я в двух словах: Он, прыгая балет, ногам дал лишню силу, Вскокнул — всех
Чтобы всех совершенств явить нам образец, Сей день на то себе природа избрала И к восхищению чувствительных сердец Тебя, любезная, на свет произвела.
Систему мира созерцая, Дивлюсь строению ея: Дивлюсь, как солнце, век сияя, Не истощается, горя. В венце, слиянном из огней, Мрачит мой слабый свет очей.
Небесным сводом окружаюсь, И небо для меня течет, Я горних царь светил являюсь, В гордыне человек речет: Не для меня ли Солнце всходит? Не
Брось взор, мой друг, на вечность смелый, Взгляни без страха на престол, На коем вид она веселый Хранит среди развалин, зол, Среди пролитой крови
Не может счастие ничем меня прельстить, Величия его считаю я мечтою; Ко счастью надобно ступеней тьму пройтить, А сходят от него почти всегда —
«Что это, кумушка? — сказал Медведь Лисице. — Смотри, пожалуй: Лев наш едет в колеснице И точно на таких, каков и сам он, львах!
Исчадье ада, неги вредной, Предтеча смерти, враг людей! Ах, нет, не только бедный смертный — Все существа вселенной сей, Живущие в стихиях разных: В
Не многим юноша чем старца превосходит, И в участи их та лишь разность состоит, Что к старцу смерть сама во сретенье бежит, Напротив, юноша
Вблизи дороги небольшой Терновник с Яблонью росли; И все, кто по дороге той Иль ехали, иль шли, Покою Яблоне нимало не давали: То яблоки
Хорошо, друзья, жениться, Коль в женитьбе есть успех; Лишь не надо торопиться, Взять жену — не съесть орех. — Зрело все обдумать должно, Так
Тот ныне царь — вселенной правит, Велит себя как бога чтить; Другой днесь раб его — и ставит Законом власть боготворить, Ударит час —
Случилось одному царю в Египте быть И близ тех пирамид ходить, Что чудом в свете почитают. Скажу я правду всю И ничего не утаю:
Сего нам Cущества определить неможно! Но будем почитать Eго в молчаньи мы: Проникнуть таинство бессильны всех умы, И чтоб сказать — что Oн? —