Стихотворения поэта Попов Валентин Леонидович

Котята

Родились котята в корзине, Возле веников на чердаке. Дед сказал: «Развели зверинец, Утопи-ка их, внук, в реке». Посмотрел я, как кошка лижет У котенка

Простота

Она вошла — ясна, простоволоса, я притащил стакан, солонку, хлеб. Сидели мы, мозгуя о вопросах, которым, вероятно, тыщи лет. О сложностях в житейском и

Хор

Быть может, я не прав — допустим, но, как от медленной воды, я сплю от коллективной грусти людей, построенных в ряды. Когда я слышу

«На водопой…»

На водопой, а скорей на убой двигались как-то сами собой: какие-то древнейшие ассирийские ядрометы, николаевская мортира волочила лафет, гаубицы, броневики, вездеходы, современная установка суперракет,

«Врачи картину смотрят о врачах…»

Врачи картину смотрят о врачах — не то. Прочел солдат поэму о войне — сказка. А физики на физиков глядят — враки… О, малый

Бремя

Да разве это ноша, разве бремя — самим собою быть в любое время? Трудней всего не быть самим собою: имея тенор, петь пытаться басом,

«Я гривенником запустил в луну…»

Я гривенником запустил в луну, но звона ты не услыхала… Теперь следы твои, как маленькие скрипки, уводят в норку черного крота. Ты изменилась, как

Весна

Оттаивает тишина. Грачи бомбят асфальт — весна! Растет в термометре блестящий столбик ртути, льды по Неве плывут, испачканы в мазуте. Теплеют стекла и дыханье

«Ведь кто-то…»

Ведь кто-то поджигал под Серветом хворост. Ведь кто-то вырезал звезду на коже коммуниста. Ведь кто-то в дни безнаказанных убийств, в ребенка целясь, нажимал курок.

«Океан влюбился в кухонную тряпку…»

Океан влюбился в кухонную тряпку. Это бывает, особенно у океанов… Он часто приходил к ней, но его загоняли в чайники, кастрюли, бадьи. Однажды, увидев

«Ночью в парке троллейбусы спят…»

Ночью в парке троллейбусы спят стоя, как лошади в лунных травах. Ночью троллейбусов ряд выстроен странно. За стеной снега морозно скрипят, под крышей тепло

Песенка о хитреце

Кому — златая безделушка, кому — на лацкан орденок, а мне милее бражки кружка — я очень хитрый мужичок. И если я почую —

«Лился елей…»

Лился елей, курились фимиамы, и, оседлавший вроде бы коня, поглядывал надменно на меня вальяжный автор возле жирной рамы. Но я — то знал, что

«Падает снег…»

Падает снег… на землю, на черный хлеб с земляникой, на немятые травы… В них дрозденок упал из гнезда. И я — грубый, еще не

«Я любопытен был…»

Я любопытен был. Еще молокососом все на себе хотел проверить. И, сказку прочитав, решил проверить — могу ли быть я чутким, как принцесса. Горошину,

Ночной великан

Ночью в слабом сиянии месяца он поразился своей огромности. Казалось — в сердце ни в чьем не поместится, казалось — стоит на земле, как

«Был день нелепостей…»

Был день нелепостей. Лягушка сожрала аиста зараз, рассвет был вечером, старушка пошла с портфелем в первый класс. Красавцем числился горбатый, читал Сократа рыжий мент,

Поминки

К длинному столу, придя с погоста, сели люди головы склоня. Произносят медленные тосты, почему-то глядя на меня. Говорят — кто стройно, кто нестройно: честно,

Утренние строки

1. Стараться объяснить, пусть популярно, устройство циклотрона кроманьонцу? Беседовать с дальтоником о красках мазутной лужи полотна Матисса? Или о солнце толковать с кротом? Пустое

«Надо мной бродяги облака…»

Надо мной бродяги облака, волны разбиваются о камни. Как давно, а кажется недавно, я гостил у Юрхо-рыбака. Он уходит в море на баркасе, нехотя