Катька, Катышок, Катюха — тоненькие пальчики. Слушай, человек-два-уха, излиянья папины. Я хочу, чтобы тебе не казалось тайной, почему отец теперь стал сентиментальным. Чтобы все
Стихотворения поэта Рождественский Р. И
Василию Аксенову Давай покинем этот дом, давай покинем,- нелепый дом, набитый скукою и чадом. Давай уйдем к своим домашним богиням, к своим уютным богиням,
Не убий!- в полумраке грошовые свечи горят… Из глубин возникают слова и становятся в ряд. Если боль и набухли кровавые кисти рябин, если бой,-
Уходят, уходят могикане. Дверей не тронув. Половицами не скрипнув. Без проклятий уходят. Без криков. Леденея. Навсегда затихая. Их проклинали лживо, хвалили лживо. Их возносили.
Неправда, что время уходит. Это уходим мы. По неподвижному времени. По его протяжным долинам. Мимо забытых санок посреди сибирской зимы. Мимо иртышских плесов с
Я буквы выучил еще до школы, и это было сладко и рисково… Но я любую книжную лавину бесстрашно сокращал наполовину. Природа и другие «трали-вали»
Был он рыжим, как из рыжиков рагу. Рыжим, словно апельсины на снегу. Мать шутила, мать веселою была: «Я от солнышка сыночка родила…» А другой
В поисках счастья, работы, гражданства странный обычай в России возник: детям у нас надоело рождаться,- верят, что мы проживем и без них.
«Все советские писатели подкуплены…» Так пишут о нас на Западе Я действительно подкуплен. Я подкуплен. Без остатка. И во сне. И наяву. Уверяют советологи:
Наверно, будут глохнуть историки, копаясь в тоннах нашей риторики… Но — сквозь любую наносную муть, которая сверху лежит, они должны понять (и поймут!), как
Он стар и похож на свое одиночество. Ему рассуждать о погоде не хочется. Он сразу с вопроса: «- А Вы не из Витебска?..»- Пиджак
Бежала, как по воздуху. С лицом, как май, заплаканным. И пляшущие волосы казались рыжим пламенем. И только дыма не было, но шла волна горячая…
Реки Сибири, как всякие реки, начинаются ручейками. Начинаются весело, скользкие камни раскалывая, как орехи… Шальные, покрытые пеной сивой,- реки ведут разговор… Но вот наливаются
Сочетание «88-С» по коду радистов означает «целую» Понимаешь, трудно говорить мне с тобой: в целом городе у вас — ни снежинки. В белых фартучках
Надо верить в обычное. Надо рассчитывать здраво. У поэтов с убийцами, в сущности, равная слава. Кто в веках уцелел? Разберись в наслоенье мотивов!.. Мы
Алене Знаешь, я хочу, чтоб каждое слово этого утреннего стихотворенья вдруг потянулось к рукам твоим, словно соскучившаяся ветка сирени. Знаешь, я хочу, чтоб каждая
Помогите мне, стихи! Так случилось почему-то: на душе темно и смутно. Помогите мне, стихи. Слышать больно. Думать больно. В этот день и в этот
Дружище, поспеши. Пока округа спит, сними нагар с души, нагар пустых обид. Страшась никчемных фраз, на мотылек свечи, как будто в первый раз, взгляни
За тобой через года иду, не колеблясь. Если ты — провода, я — троллейбус. Ухвачусь за провода руками долгими, буду жить всегда-всегда твоими токами.
Этих снежинок смесь. Этого снега прах. Как запоздалая месть летнему буйству трав. Этих снежинок явь, призрачное крыло. Белого небытия множественное число… Этого снега нрав.
Слова бывают грустными, слова бывают горькими. Летят они по проводам низинами, пригорками. В конвертах запечатанных над шпалами стучат они, над шпалами, над кочками: «Все
А. Киреевой Я, как блиндаж партизанский, травою пророс. Но, оглянувшись, очень отчетливо вижу: падают мальчики, запнувшись за мину, как за порог, наткнувшись на очередь,
Мне гидролог говорит: — Смотри! Глубина сто девяносто три!- Ох, и надоела мне одна не меняющаяся глубина!.. В этом деле я не новичок, но
Артуру Макарову Знаешь, друг, мы, наверно, с рожденья такие… Сто разлук нам пророчили скорую гибель. Сто смертей усмехались беззубыми ртами. Наши мамы вестей месяцами
Тихо летят паутинные нити. Солнце горит на оконном стекле. Что-то я делал не так; извините: жил я впервые на этой земле. Я ее только
Сколько времени? — Не знаю… Что с часами? — Непонятно… То спешат они, показывая скорость не свою. То, споткнувшись, останавливаются. Только обоняньем я примерно-приблизительное
Об испытаньях прежних не вспоминай пока что… Ты — в сауне. Ты — грешник. И потому — покайся! Вживайся оробело в блаженство и мученье…
Памяти наших отцов и старших братьев, памяти вечно молодых солдат и офицеров Советской Армии, павших на фронтах Великой Отечественной войны. (Поэма) 1 Вечная слава
Я люблю, когда над городом — снег, неуверенно кружащийся, ничей. Неживой, мохнатый, медленный снег одевает в горностаи москвичей. В горностаевом пальто идет студент. В
На Земле безжалостно маленькой жил да был человек маленький. У него была служба маленькая. И маленький очень портфель. Получал он зарплату маленькую… И однажды
Я родился — нескладным и длинным — в одну из душных ночей. Грибные июньские ливни звенели, как связки ключей. Приоткрыли огромный мир они, зайчиками
Парни с поднятыми воротниками, в куртках кожаных, в брюках-джинсах. Ох, какими словами вас ругают! И все время удивляются: живы?! О проблеме вашей спорят журнальчики
Смеркается. Пахнет леском перегретым… Но я не об этом! Совсем не об этом. Я знаю, как трудно рождается слово. Когда оно истинно. И безусловно.
Д. С. Лихачеву Раскачивается вагон. Длинный тоннель метро. Читающий пассажир выклевывает по слову… Мы пишем на злобу дня и — на его добро. Но
Между мною и тобою — гул небытия, звездные моря, тайные моря. Как тебе сейчас живется, вешняя моя, нежная моя, странная моя? Если хочешь, если
В траве — тишина, Тишина В траве — тишина, в камыше — тишина, в лесу — тишина. Так тихо, что стыдно глаза распахнуть и
Ты ждешь его теперь, когда Вернуть его назад нельзя… Ты ждешь. Приходят поезда, на грязных спинах принося следы дорожных передряг, следы стремительных дождей… И
Все говорят: ‘Его талант — от бога!’ А ежели — от черта? Что тогда?.. Выстраиваясь медленно в эпоху, ни шатко и ни валко шли
Будь, пожалуйста, послабее. Будь, пожалуйста. И тогда подарю тебе я чудо запросто. И тогда я вымахну — вырасту, стану особенным. Из горящего дома вынесу
Я жизнь люблю безбожно! Хоть знаю наперед, что рано или поздно настанет мой черед. Я упаду на камни и, уходя во тьму, усталыми руками
..В Нечерноземье,- согласно прогнозу,- резко уменьшится снежный покров… Днем над столицей местами — грозы. А на асфальте местами — кровь.
Булату Окуджаве Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест. Я тащил на усталой спине свой единственный крест. Было холодно так, что
Пугали богами. А он говорил: «Враки!» Твердили: «Держи себя в рамках…» А он посмеивался. И в небо глядел. И шел по земле. И осмеливался!
Этой ночью первый снег летел в окно. Этим утром снег идти не перестал… Так идет он, будто кто-то озорно, как в бутылке, все окрестности
Идут обыденные дожди, по собственным лужам скользя. Как будто они поклялись идти,- а клятву нарушить нельзя… Даже смешно — ничего не ждешь. Никакого чуда
Пришла ко мне пора платить долги. А я-то думал, что еще успею… Не скажешь, что подстроили враги. Не спрячешься за юношеской спесью. И вот
Снятся усталым спортсменам рекорды. Снятся суровым поэтам слова. Снятся влюбленным в огромном городе необитаемые острова. Самые дальние, самые тайные, ветру открытые с трех сторон,
Над головой созвездия мигают. И руки сами тянутся к огню… Как страшно мне, что люди привыкают, открыв глаза, не удивляться дню. Существовать. Не убегать
Будем горевать в стол. Душу открывать в стол. Будем рисовать в стол. Даже танцевать — в стол. Будем голосить в стол. Злиться и грозить
Мир, состоящий из зла и счастья, из родильных домов и кладбищ… Ему я каждое утро кланяюсь, вчерашнюю грязь с ботинок счищая. То — как