Качет ли свадьба в глуши потрясенного бора, Или, как ласка, в минуты ненастной погоды Где-то послышится пение детского хора,- Так — вспоминаю — бывало
Стихотворения поэта Рубцов Николай Михайлович
Седьмые сутки дождь не умолкает. И некому его остановить. Все чаще мысль угрюмая мелькает, Что всю деревню может затопить. Плывут стога. Крутясь, несутся доски.
Я вспомнил угрюмые волны, Летящие мимо и прочь! Я вспомнил угрюмые молы, Я вспомнил угрюмую ночь. Я вспомнил угрюмую птицу, Взлетевшую жертву стеречь. Я
Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек. Вместо «Здравствуйте»: — В сторонку!- Крикнул. — Новенький, кажись?- И
Неужели одна суета Был мятеж героических сил И забвением рухнут лета На сиротские звезды могил? Сталин что-то по пьянке сказал — И раздался винтовочный
Ах, отчего мне Сердце грусть кольнула, Что за печаль у сердца моего? Ты просто В кочегарку заглянула, И больше не случилось ничего. Я разглядеть
В минуты музыки печальной Я представляю желтый плес, И голос женщины прощальный, И шум порывистых берез, И первый снег под небом серым Среди погаснувших
Мать умерла. Отец ушел на фронт. Соседка злая Не дает проходу. Я смутно помню Утро похорон И за окошком Скудную природу. Откуда только —
Мы встретились У мельничной запруды. И я ей сразу Прямо все сказал! — Кому,- сказал,- Нужны твои причуды? Зачем,- сказал — Ходила на вокзал?
Сколько водки выпито! Сколько стекол выбито! Сколько средств закошено! Сколько женщин брошено! Чьи-то дети плакали, Где-то финки звякали… Эх, сивуха сивая! Жизнь была… красивая!
Под ветвями плакучих деревьев В чистых окнах больничных палат Выткан весь из пурпуровых перьев Для кого-то последний закат… Вроде крепок, как свеженький овощ, Человек,
Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом. Завеса мутная дождя Заволокла лесные
Замерзают мои георгины. И последние ночи близки. И на комья желтеющей глины За ограду летят лепестки… Нет, меня не порадует — что ты!- Одинокая
Все движется к темному устью. Когда я очнусь на краю, Наверное, с резкою грустью Я родину вспомню свою. Что вспомню я? Черные бани По
Въезжаем в рощу золотую, В грибную бабушкину глушь. Лошадка встряхивает сбрую И пьет порой из теплых луж. Вот показались вдоль дороги Поля, деревни, монастырь,
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий… Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над
До конца, До тихого креста Пусть душа Останется чиста! Перед этой Желтой, захолустной Стороной березовой моей, Перед жнивой Пасмурной и грустной В дни осенних
Слухи были глупы и резки: Кто такой, мол, Есенин Серега, Сам суди: удавился с тоски Потому, что он пьянствовал много. Да, недолго глядел он
Стоит изба, дымя трубой, Живет в избе старик рябой, Живет за окнами с резьбой Старуха, гордая собой, И крепко, крепко в свой предел —
Пора любви среди полей, Среди закатов тающих И на виду у журавлей, Над полем пролетающих. Теперь все это далеко. Но в грустном сердце жжение
Что я тебе отвечу на обман? Что наши встречи давние у стога? Когда сбежала ты в Азербайджан, Не говорил я: «Скатертью дорога!» Да, я
Дорога, дорога, Разлука, разлука. Знакома до срока Дорожная мука. И отчее племя, И близкие души, И лучшее время Все дальше, все глуше. Лесная сорока
Чуть живой. Не чирикает даже. Замерзает совсем воробей. Как заметит подводу с поклажей, Из-под крыши бросается к ней! И дрожит он над зернышком бедным,
Стоит жара. Летают мухи. Под знойным небом чахнет сад. У церкви сонные старухи Толкутся, бредят, верещат. Смотрю угрюмо на калеку, Соображаю, как же так
Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Дети окрестные мигом Все прибежали сюда. Взял я осколок металла, Вырыл могилку птенцу, Ласточка рядом летала,
Стукнул по карману — не звенит. Стукнул по другому — не слыхать. В тихий свой, таинственный зенит Полетели мысли отдыхать. Но очнусь и выйду
Помню, как тропкой, едва заметной В густой осоке, где утки крякали, Мы с острогой ходили летом Ловить налимов под речными корягами. Поймать налима не
Когда заря, светясь по сосняку, Горит, горит, и лес уже не дремлет, И тени сосен падают в реку, И свет бежит на улицы деревни,
По утрам умываясь росой, Как цвели они! Как красовались! Но упали они под косой, И спросил я: — А как назывались? — И мерещилось
Да, умру я! И что ж такого? Хоть сейчас из нагана в лоб! …Может быть, Гробовщик толковый Смастерит мне хороший гроб. А на что
В. Белову Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи… Мать моя здесь похоронена В детские годы мои. — Где тут погост? Вы не видели? Сам
— Как сильно изменился ты! — Воскликнул я. И друг опешил. И стал печальней сироты… Но я, смеясь, его утешил: — Меняя прежние черты,
Привет, Россия — родина моя! Как под твоей мне радостно листвою! И пенья нет, но ясно слышу я Незримых певчих пенье хоровое… Как будто