Стихотворения поэта Сатуновский Ян

Зыки да рыки

Зыки да рыки. Рыки да зэки. Рабочие руки. Рабсила. И все как по маслу. И все как по Марксу, по Энгельсу.

Вот уже

Вот уже в шестьдесят четвертом году я иду по снежной Остоженке. Вот уже в шестьдесят четвертом году я стою у стоянки автобуса. И чего

Спросите их, спросите инвалидов

Спросите их, спросите инвалидов, тех, для кого навеки кончилась война, как долог мирный день, как ночь длинна, и как является в проемах туч, в

Так что же – стать советским Фетом

Так что же – стать советским Фетом и наслаждаться светом, цветом неба? Но, во-первых, человек сейчас на это и не смотрит, а смотрит в

Вчера я опять написал животрепещущий стих

Вчера я опять написал животрепещущий стих, который оправдал мою жизнь за последние два или три года. Во имя Отца и Сына и Святого Духа

В заключение

В заключение поучение: Заключение в поучение и ученым и простым заключенным

Пора, пора писать без рассуждений

Пора, пора писать без рассуждений, с первого взгляда, на зеленой развилке, в росе, Пока не побило морозом. Ре-же! Прибавить шаг! Шире шаг! Военный рожок.

Ежки-миежки

Ежки-миежки, пиемые фуежки! Ай, как а-я-ей, ая-ей, пияя-ей, как пиякнет, как миякнет, и выходит: Ду-га-дей!

Я, ты, он

Я, ты, он, Филька Иванов, Иван Израйлевич, на минуточку пьяный, Велемир Хлебников, Владимир Татлин и даже Мэрилин Монро – все мы умрем. Только на

Может быть

Может быть, в каком-нибудь Энске, может, в Гомеле, может, в Козельске старый нищий вроде меня ходит, ищет «вчерашнего дня». Может, где-то в селе сибирском

Начало я проспал

Начало я проспал. Рев, вопли, взрывы матерщины. По улице, задрав – столы, оглобли, выварки, узлы (тылы!) – в затылок движутся автомашины. Девятый час. Дивизия

Нет, не то, чтоб из какой-нибудь надобности

Нет, не то, чтоб из какой-нибудь надобности – в этом деле надобности нет – захотелось почитать поэта Нарбута, был ведь и такой поэт, были

Дык

Дык… Тык, пык, мык – и некуда, и неоткуда, и нечего возразить. Убийственная логика развития ведет к развязке жизни и события, и как бы

О, как ты сдерживаешься

О, как ты сдерживаешься, чтобы не закричать, не взвыть, не выдать себя – ничем – посреди топота спешащих жить, – поскальзывающихся, встающих, оскаливающихся, жующих,

Остосвинел язык

Остосвинел язык новозаветных книжиц. Азы, азы когда дойдем до ижиц? Когда откликнется аукнувшееся вначале? Когда научимся сводить концы с концами? Любимая русская река Москва,

В некотором царстве

В некотором царстве, в некотором государстве, в белокаменной Москве краснопролетарской тридцать лет и три года жили-проживали старичок со старушкой в полуподвале. А на тридцать

Смотрюсь в это зеркало

Смотрюсь в это зеркало как в подстрочник. Глазомер жизни оживляет глаза. Да, старик Дриз остался ребенком. Только замаскировался. Только мохом оброс.

Нет никого на свете

Нет никого на свете желанней этой дурнушки золушки нашей, Эльки. Взял бы и съел бы изюминки-веснушки с элькиной шейки. А где ее дом? За

И чем плотней набивается в уши

И чем плотней набивается в уши, чем невыносимей дерет по коже, тем лучше, говорю я, тем хуже, тем, я вас уверяю, больше похоже на

Стукачи

Стукачи, сикофанты, сексоты, Рябов, Кочетов, Тимашук, я когда-нибудь все напишу, я сведу с вами счеты, проститутки и стихоплеты. Корнейчук, где твой брат Полищук? Не