Сегодня доктор мне сказал: «У вас туберкулез». Я даже обрадовался. Ж. Лафорг. Письма Оттого так просто жить на свете, Что последний не отнять покой
Стихотворения поэта Шершеневич Вадим Габриэлевич
БРОДЯГА СТРАСТЕЙ Блаженное благоденствие детства из памяти заимствуя, Язык распояшу, чудной говорун. Величественно исповедаю потомству я Знаменитую летопись ран. Захлебнулась в луже последняя весна,
Уже хочу единым словом, Как приговор, итоги счесть. Завидую мужьям суровым, Что обменяли жизнь на честь. Одни из рук матросов рьяно Свою без слез
Пройдя небесные ступени, Сквозь тучи устремляя бег, Ты снизошла, как дождь весенний, Размыть в душе последний снег… Но ты, мятежная, не знала, Что изможденный
Девственник, казначей плоти! Тюремщик бесстыдных страстей! Подумай о горькой расплате, Такой бесцельно простой! Ты старость накликал заране, В юность швырнувши прощай. Но кровь протестует
Кровью лучшей, горячей самой, Такой багровой, как не видал никто, Жизнь, кредитор неумолимый, Я оплатил сполна твои счета. Как пленный — прочь перевязь над
Маски повсюду, веселые маски, Хитро глядят из прорезов глаза; Где я? В старинной, чарующей сказке? Но отчего покатилась слеза? Глупые маски, веселые маски, Манит,
Другим надо славы, серебряных ложечек, Другим стоит много слез,- А мне бы только любви немножечко, Да десятка два папирос. А мне бы только любви
Дмитрию Рему Пред иконой чудотворною Я паду с молитвой вновь: О, прости рабу покорную, Охрани мою любовь! Чтобы милый, светлокудрый На измученных щеках Не
Какое мне дело, что кровохаркающий поршень Истории сегодня качнулся под божьей рукой. Если опять грустью изморщен Твой голос, слабый такой?! На метле революций на
— Как поводырь еще незрячих — Дремать довольно наяву. — Ты изодрал подошвы строчек — О камни острые любви. — Давил ты много виноградин
Мне тридцать с лишком лет, и дорог Мне каждый сорванный привет. Ведь всем смешно, когда под сорок Идут встречать весной рассвет. Или когда снимают
В фонарном отсвете алмазном, С усмешкой тонкой на губах, Ты устилаешь путь соблазном, Как елкой на похоронах. Выглядываешь и таишься Над недоверчивой толпой, Вдруг
Ах, верно, оттого, что стал я незнакомым, В такой знакомой и большой стране, Теперь и белый снег не утишает бромом Заветную тоску и грустный
Одни волнуются и празднуют победу И совершают праздник дележа; Другие, страхом оплативши беды, Газеты скалят из-за рубежа. Мне жаль и тех, кто после долгой
Обои старинные, дымчато-дымные, Перед софою шкура тигровая, И я веду перешопоты интимные, На клавесине Rameau наигрывая. Со стены усмехается чучело филина; Ты замираешь, розу
О как дерзаю я, смущенный, Вам посвятить обломки строф, Небрежный труд, но освещенный Созвездьем букв «a Goumileff». С распущенными парусами Перевезли в своей ладье
Круги все уже, все короче Вычерчивает в синеве Твой ястреб страшных безразличий Над кроткой горлицей любви. Напрасно биться и бороться, Себя любимым возомня, И
Когда в зловещий час сомнения Я опьянен земной тоской, Свой челн к стране Уединения Я правлю твердою рукой. Земля! Земля!.. Моей отчизною Я вновь
Из снега сделан остов мой. Я — ледяной болван немой. Мой грубый, неуклюжий торс К ногам безжизненным примерз. Два неморгающих зрачка — Два бархатистых
Я привык к Вашей столовой с коричневым тоном, К чаю вечернему, к стеклянному звону, К белым чашкам и к собачьему лаю. Я всегда у
Если б знали, сколько муки скрыто В смехе радостном моем! Как мертвец, ползу из-под плиты. Как мертвец, я в саване ночном. Я не смею
Поэма никогда не стоит Улыбки сладострастных уст… А. Пушкин Смотри: по крышам шаг ломая, Ночь бегло прячется пред днем. О, сколько ветра, сколько мая
Сдержавши приступ пушечного хрипа, Мы ждем на разветвленье двух веков, Окно, пробитое Петром в Европу, Кронштадтской крепкой ставнею закрыв. В повстанческих ухабах, слишком тряских,
Тишина. И на крыше. А выше — Еще тише… Без цели… Граммафоном оскалены окна, как пасть волчья. А внизу, проститутками короновавши панели, Гогочет, хохочет
Мы последние в нашей касте И жить нам недолгий срок. Мы коробейники счастья, Кустари задушевных строк! Скоро вытекут на смену оравы Не знающих сгустков
Занозу тела из города вытащил. В упор, Из-за скинутой с глаза дачи, Развалился ломберный кругозор, По-бабьему ноги дорог раскарячив. Сзади: золотые канарейки церквей, Наотмашь
Серые зерна молотим и бьем Тяжелой и пыльною палкой, В печке нечищенной пламем томим, Чтоб насытиться белою булкой. Грязную тряпку на клочья и в
Звонко кричу галеркою голоса ваше имя, Повторяю его Партером баса моего. Вот ладоням вашим губами моими Присосусь, пока сердце не навзничь мертво. Вас взвидя
Лапоть вяжет на проталинке И свистит, как мальчик маленький; Сам дороден, волос сед, Весь взъерошен — чертов дед. На руках мохнатых — плеши; Всяк
Нет слов короче, чем в стихах, Вот почему стихи и вечны! И нет священнее греха, Чем право полюбить беспечно. Ах, мимолетно все в веках:
Он верный друг! В. Брюсов Там, на вершине скал отвесных, Откуда смертным схода нет, Ты шепчешь много слов чудесных, Безвольный требуя ответ. На рельсах
Я грущу в кабаке за околицей, И не радует душу вино, А метель серебристая колется Сквозь разбитое ветром окно. В полутемной избе низко стелется
Не потому, что себя разменял я на сто пятачков Иль, что вместо души обхожусь одной кашицей рубленной,- В сотый раз я пишу о цвете
Сердце вьется, как снежная птица, Над твоею ночной красотой, Заснежает метелью ресницы И покой ослепляет мечтой. И в твоем заблиставшем румянце, Золотая любовь, я
Жизнь мою я сживаю со света, Чтоб, как пса, мою скуку прогнать. Надоело быть только поэтом, Я хочу и бездельником стать. Видно, мало трепал
Свободе мы несем дары и благовонья, Победой кормим мы грядущую молву, И мило нам валов огромных бушеванье. Победе — песни, но для пораженья Презрительно
Если город раскаялся в душе, Если страшно ему, что медь, Мы ляжем подобно верблюдам в самуме Верблюжею грыжей реветь. Кто-то хвастался тихою частью И
Под серокудрую пудру сумерек — канавы дневных морщин! Месяц! Скачи по тучам проворнее конного горца! Вечер прошлого октября, ты навсегда окрещен В благодарной купели
От русских песен унаследовавши грусть и Печаль, которой родина больна, Поэты звонкую монету страсти Истратить в жизни не вольны. И с богадельной скупостью старушек
Ваш полудетский, робкий шопот, Слегка означенная грудь — Им мой старинный, четкий опыт Невинностью не обмануть! Когда над юною забавой Роняете Вы милый смех,
Меня печали мрачный гений Крылами черными накрыл. А. Пушкин Я видел в небе белые воскрылья И толпы ангелов, Творцу слагавших Стих,- Но птица траура
Был чист огонь моих желаний, И он ли небо оскорбил? Н. Языков Ушла печальной, оскорбленной К своей девической земле, И в строгости непримиренной Затеплилась
О царица поцелуев! Ложе брачное цветами Украшай в восторге пьяном и не думай о грядущем! Шкуры львов и пестрых тигров пусть расстелятся пред нами.
Послушай! Нельзя же такой безнадежно суровой, Неласковой! Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой, Которому: протаскивай! А мне не протащить печаль сквозь
Очаровательный удел, Овитый горестною дрожью… Мой конь стремительно взлетел На мировое бездорожье, Во мглу земного бытия, И мгла с востока задрожала. И слава юная
Ты изменила, как жена, Ну что ж, язви, хули, злорадствуй, О нищая моя страна Неисчислимого богатства! Ты хорошеешь с каждым днем Таким соленым и