Из гроба древности тебе привет: Тебе сей глас, глас неокреплый, юный; Тебе звучат, наш камертон Поэт, На лад твоих настроенные струны. Простишь меня великодушно
Стихотворения поэта Шевырев Степан Петрович
И для тебя настал свободы миг, Раба своих тиранов и чужих! И ты, цепей почувствовав обиду, Зовешь на них народ и Немезиду! О, кто
Когда в тебе, веками полный Рим, По стогнам гром небесный пробегает И дерзостно раскатом роковым В твои дворцы и храмы ударяет, Тогда я мню,
Люблю, люблю, когда в тени густой Чета младая предо мной мелькает И руку верную с верной рукой, Кольцо в кольцо, любовно соплетает. Стремлюся к
Журналист (Один перед камином, с пуком черновых тетрадей) Свершился год: хвала, терпенье! Вкушай плоды своих трудов, А ты, поверенный грехов, Камин, прими на всесожженье
Три языка всевышний нам послал, Чтоб выражать души святые чувства. Как счастлив тот, кто от него приял И душу ангела и дар искусства. Один
Расцветши пламенной душой В холодных недрах стен гранитных, Не любит мирный гений твой Моих стихов кровопролитных. Тебя еще пугает кровь, Тебя еще пугают раны,
Мечта исчезла — дух уныл, Блуждаю мыслию неясной, Свет дивный взоры ослепил: Я, мнится, видел мир прекрасный. Душой я к небу возлетел, Я близок
Бесконечность моря, Бесконечность неба, Две великих мысли Божия созданья Здесь всегда присущи Взору человека И ведут беседу С мыслию его. Горы словно цепи Налегли
Как гусь, подбитый на лету, Влачится стих его без крылий; По напряженному лицу Текут слезы его усилий. Вот после муки голова Стихами тяжко разродилась.
Три молнии громодержавный царь, Отец богов, на казнь в деснице держит: Он первою остерегает тварь И сам ее по грозной воле вержет, — Она
Ливень, ветер, гроза одним порывом В очи франкам неистовые бьют: Объятые нежданной бури дивом, Стали войска — и дале не текут. Немногие лишь, верные
Чу! внимайте… полночь бьет! В этом бое умирает Отходящий в вечность год И последний миг сливает С первым мигом бытия Народившегося года: Так, все
Пусть говорят, что ты дурна, Охрип от стужи звучный голос, Как лист сосновый, жесток волос И грудь тесна и холодна; И серы очи, стан
1 О Цецилия святая! Одинокий, изнывая, Плачу горькою слезой. Зри — от мира удаленный И коленопреклоненный, Я молюся пред тобой. Звук от струн твоих
Я, в лучшие минуты окрыляясь, Мечтой лечу в тот звучный, стройный мир, Где в тройственный и полный лик сливаясь, Поют Омир*) и Данте и
Стен городских затворник своенравный, Сорвав в лесу весенний первый цвет, Из-под небес, из родины дубравной, Несет его в свой душный кабинет. Рад человек прекрасного
Не призывай небесных вдохновений На высь чела, венчанного звездой; Не заводи высоких песнопений, О юноша, пред суетной толпой. Коль грудь твою огонь небес объемлет
По лествице торжественной веков Ты в славе шел, о древний град свободы! Ты путь свершил при звоне тех оков, Которыми опутывал народы. Все вслед
Служитель муз и ваш покорный, Я тем ваш пол не оскорблю, Коль сердце девушки сравню С ее таинственной уборной. Все в ней блистает чистотой,
Воздух скован теплотой, Крылья ветра непрохладны: Манят тени темнотой, Но и тени безотрадны. В теплых рощах стрекоча, Надоела саранча; Зефир листьев не колышет; Все
Море спорило с Петром: «Не построишь Петрограда; Покачу я шведской гром, Кораблей крылатых стадо. Хлынет вспять моя Нева, Ополченная водами: За отъятые права Отомщу
«Атаман честной, Мой отец родной, Ты потешь меня: Расскажи точь-в-точь, Как венчался ты — в ночь Иль средь белого дня?» — «Темна, грозна была
Дух смерти Везде, где ни промчался я, Оскудевает жизни сила; Ветшает давняя земля, Веков несытая могила, — И смерть столезвейной косой Ее не утоляет
«Что грязен, Тибр? Струя желта, мутна! Иль желчью ты встревожен беспокойной, И чует то сердитая волна, Что пьет ее римлянин недостойный? Иль от стыда
При поднесении ему от друзей нарисованной сценической маски в Риме, в день его рожденья. Что ж дремлешь ты? Смотри, перед тобой Лежит и ждет
Скройся, бог света! Нивы желают Влаги прохладной; смертный уныл, Медленно идут томные кони: Скройся, бог света, в струях! Зри, кто из моря в волны
Покинув дом и в нем заботы, От дум свободный, от работы, О море, отдых бытия, В твоих волнах купаюсь я! Зачем же ты, волна
Как ночь прекрасна и чиста, Как чувства тихи, светлы, ясны! Их не коснется суета, Ни пламень неги сладострастный! Они свободны, как эфир; Они, как
«Как ты, египтянка, прекрасна! Как полон чувства голос твой! Признайся: страсти роковой Служила ты, была несчастна? Зачем на черные глаза Нашла блестящая слеза? Недаром
Русским литераторам о необходимости издать русский рифмарь Я вам снижу рифмарь, я сделаю услугу, Я перекличу все созвучья языка, Да все слова его откликнутся
Варвар севера надменной Землю Рима хладно мнет И с угрозой дерзновенной Тибру древнему поет: «Тибр! ты ль это? чем же славен? Что добра в
Распаялись связи мира: Вольный Форум пал во прах; Тяжко возлегла порфира На его святых костях. Но истлел хитон почтенный, И испуганным очам Вскрылись веча
Видал ли ты, как пляшет египтянка? Как вихрь, она столбом взвивает прах, Бежит, поет, как дикая вакханка, Ее власы — как змеи на плечах…
По морю вселенной направил я бег: Там якорь мнил бросить, где видится брег Пучины созданья, Где жизни дыханья Не слышно, где смолкла стихийная брань,
Много рек течет прекрасных В царстве Руси молодой, Голубых, златых и ясных, С небом спорящих красой. Но теперь хвалу простую Про одну сложу реку:
Звуком ангельского хора Полны были небеса: В светлой скинии Фавора Совершались чудеса. Средь эфирного чертога, В блеске славы и лучей, Созерцали образ Бога Илия
Две чаши, други, нам дано; Из них-то жизни гений Нам льет кипящее вино Скорбей и наслаждений. Но из одной мне пить, друзья, Ни разу
О мудрость, матерь чад небесных! Тобой измлада вскормлен я: Ты мне из уст твоих чудесных Давала пищу бытия. На персях девственных главою Я под
Ты асмодей иль божество! Не раздражай души поэта! Как безотвязная комета, Так впечатление его: Оно пройдет и возвратится, Кинжалом огненным блеснет, В палящих искрах
О люди русские, благословим сей день И воздадим хвалу мы богу всеблагому За то, что с родины слетает рабства тень, Не будет человек принадлежать
Веками тканая величия одежда! О каменная летопись времен! С благоговением, как набожный невежда, Вникаю в смысл твоих немых письмен. Великой буквою мне зрится всяк
Что в море купаться, то Данта читать: Стихи его тверды и полны, Как моря упругие волны! Как сладко их смелым умом разбивать! Как дивно
Мадонна грустная крестом сложила руки: О чем же плакать ей, блаженной, в небесах? О чем молиться ей — и к небу сердца звуки, Вздыхая,
Немая ночь! прими меня, Укрой испуганную думу; Боюсь рассеянного дня, Его бессмысленного шуму. Там дремлют праздные умы, Лепечут ветреные люди, И свет их пуст,
Покади мне, покади, Добрый мой приятель! Похвалою награди, Кстати ли, некстати ль! Воскуряй же фимиам! Ближе, ближе к носу! Мы разделим пополам, Словно Божью
Плодов и звуков божество! К тебе взывает стих мой смелый, Да мысль глядится сквозь него, Как ты сквозь плод прозрачно-спелый; Да будет сочен и
Видал ли очи львицы гладной, Когда идет она на брань Или с весельем коготь хладный Вонзает в трепетную лань? Ты зрел гиену с лютым
Падет в наш ум чуть видное зерно И зреет в нем, питаясь жизни соком; Но час придет — и вырастет оно В создании иль
Мне бог послал чудесный сон: Преобразилася природа, Гляжу — с заката и с восхода В единый миг на небосклон Два солнца всходят лучезарных В