Ну, товарищи, должны расстаться мы: Выпускают вас из матушки-тюрьмы. Вам теперь на волю вольную лететь, Мне — за крепкою решеткою сидеть. Жаль, послал бы
Стихотворения поэта Скиталец
Могучий хор устал за длинною обедней… Пропели мы обряд богатых похорон, Под сводами гремя, растаял звук последний, И медленно гудит унылый перезвон. С печальным
Посвящается А. А. Смирнову Ночи мои, ночи!.. Как вы молчаливы! Темная, — как вы же, — ночь в душе моей. Мысли, словно звезды, блещут
Я оторван от жизни родимых полей, Позабыт моим краем далеким, Стал чужим для родных подъяремных людей И отверженцем стал одиноким. Но для тех, в
За окном стучится вьюга, Ветер дует мне в плечо: Холодна моя лачуга. Только сердце горячо! И бедна она немножко: Стены голые кругом! Но зато
Некрасива песнь моя — Знаю я! Не похож я на певца: Я похож на кузнеца. Я для кузницы рожден, Я — силен! Пышет горн
Я — гулкий медный рев, рожденный жизни бездной. Злой крик набата я! Груб твердый голос мой, тяжел язык железный, Из меди — грудь моя!
Утром зорька молодая По-над морем занималась… Море синее, вздыхая, На нее залюбовалось… Зорька с тучками играла, Море рделось в отдаленье И волнами целовало Алой
Нас давят! Лежим мы века. Закованы в тяжкий гранит!.. Гнетут нас и тьма, и тоска; Не знаем, как солнце горит… Всегда мы тоскуем о
Ночь тиха и молчалива. Лампа тускнет, догорая. Я давно сижу тоскливо, Жизнь свою перебирая. Думы на сердце ложатся, Как туманы над рекою, И готовы
Я и меч, и — вместе — пламя! Я во тьме светил над вами. Я зажег у вас в груди Упованья и молитвы, И
С давно минувшего затерянного дня, С тех пор, как с милою моею я простился, Повсюду и всегда, где б я ни находился, Ее печальный
Гусли звонкие рокочут и звенят, Про веселье чистой трелью говорят. Мысли-песни напеваю я струнам, Вольный ветер их разносит по полям. Гусли-мысли да веселых песен
Ржавый ключ, как будто зверь, Мой замок грызет сурово, И окованную дверь Затворили на засовы. В круглой башне я сижу. Сверху — тусклое оконце:
Ночка летняя спустилась Над спокойною рекой, И опять в груди забилось Сердце старою тоской. Ночь свежа и ароматна, Теней сказочных полна, И душе моей
Я бросал мои песни в толпу, как цветы, Как вином, опьяненный мечтами. Но в тревогах ничтожной своей суеты Люди их растоптали ногами. Те погибшие
Прекрасны были Жигули: Бежала Волга, ярко, смело Блестя на солнце, а вдали Цепь гор лесистых зеленела. Казался берег меловой Серебряным и снежно чистым; А
Колокольчики-бубенчики звенят, Простодушную рассказывают быль… Тройка мчится, комья снежные летят, Обдает лицо серебряная пыль! Нет ни звездочки на темных небесах, Только видно, как мелькают
Из добродетелей вы цепи мне сковали. Из твердости моей воздвигнули тюрьму. И силу мощную, как воры, вы украли, И душу ввергнули в безрадостную тьму.
Вы сказались, бессонные ночи, Вы сказались, душевные муки. Загораются злобою очи, — Опускаются слабые руки! Вы сказалися, жгучие слезы, Что мочили мое изголовье: Отлетели