Чисто-верная Луна, С ним целуешься в воде? Опрометчивой не будь – Это к плачу и беде. Что скользишь по зеркалам? Ты молочно-хороша. Только долго
Стихотворения поэта Смертина Т
Зачем мне сетовать На юное обличье? Изгибы, линии, анархия волос… Но пленом кажется Весь мрамор мой девичий – Сверкнуть, Осыпаться бы инеем в мороз!
Опять гроза страшила души, Кидались молнии в окно. Небесный гром округу рушил, И все мелькало, как в кино: Я на балу в туманной шляпе,
Я пробовала Нежность Создать строкой, пером… Но – лишь мороз и снежность. Пером – что топором. Фиалки взять бы дрему, Панбархатную глубь, Лилейную корону,
Окатный жемчуг, розовый, речной… Окатный жемчуг, розовый, речной, Русалочьим дыханьем замолила, Прополоскала млечною росой И под подушкой семь ночей таила. Потом вонзила в смоль
Предрассветной, тонкой грезой, Как венчальной белой розой, Средь московских куполов Рисовала я любовь: Мои вздохи и овалы, Обнаженья, сеновалы, След ступни в огне песков,
Разбив три вазы, среди бела дня, Я оседлаю белого коня И поскачу к тебе, простив обман… Меня узнаешь сквозь сплошной туман?! Но ты сказал,
«Цыганка и ведьма! Ой, птица она!» Не верь, что болтают, Толпа ведь дурна. Не верь, что тебя я Спалила, как страсть. До кружев, до
Я Луну из ведра почерпнула – До чего же она ледяна! Я Луною на гряды плеснула – Луноцветки взошли у окна: Серебристы и лунно-ледовы,
В бледных туманах неясность травы. Пятна цветов расплываются в хмарь. Темный стожок или тень головы? Дуб у воды или омута царь? Льнет мой подол
Иди ко мне, я обниму – Русалочьи, до упокоя… В чем дело? А? Здесь дно речное… Мол, я маню в речную тьму! Во тьме
Заман ветров и хвойных стонов. Волос кромешность, синий взор. Молчанье белых анемонов Сквозь бледно-лунный монитор. Явлюсь в реальности неявной, И ваша кончится стена. И
Мают майские луга, Золотые пчелы – тать! Вдоль меня бегут шелка, Да не могут убежать. Здесь скрещение лучей От возвышенных корон. Шмель красивый и
Я удивлялась Солнцу и Луне, Меня сжигали в жертвенном огне, Но, осененная святым крестом, Я вновь рождалась в омуте лесном И пела так в
Лилово-темно-буйная, Пышная, безумная! Мохнато-сластно-томная, Девьи-свеже-сонная, Та, пред которой пал плетень – Сирень: Гроздь поцелуев воздушных моих, – Легкая марь-ненасыть! – Что не успела тебе
Скользит по небу рыжая лиса, Потом свернулась и на крыше спит. Вновь на крапиве шелковой – роса, Крапивный лист из полыханий свит. Зачем приходишь
Не гони коней, развеселый князь, Мне среди полей суждено пропасть. Не гляди, что с плеч – соболиный мех! Что коса – как смерч, что
Вновь толпа колыхаясь течет, У метро – целый рой. Исчезает уставший народ, Словно чудь, под землей. «Менделеевской» шум и шары. Гул подземный и стук.
Анемоны, анемоны, Полупризрачные стоны. В бледно-алых лепестках Я заснула, как в шелках. Лес качался полутемный, Мне приснился князь влюбленный, Так меня он целовал, Словно
И чернота разлуки, И тревога… И не могу заснуть, за книгу взяться… Нежнее надо бы с тобой прощаться, А не затворницей, накинув шаль. Вот