Стынь, стужа, стынь, стужа, стынь, стынь, стынь!
День — ужас, день — ужас, день, день, динь!
Это бубен шаманий, или ветер о льдину лизнул?
Все равно: он зовет, он заманивает в бесконечную белизну.
Арроэ!
Аррроэ!
Арррроэ!
В ушах — полозьев лисий визг,
глазам темно от синих искр,
упрям упряжек поиск —
летит собачий поезд!
Арроэ!
Аррроэ!
Арррроэ!
Аррррроэ!
На уклонах — нарты швыдче…
Лишь бичей привычный щелк.
Этих мест седой повытчик —
затрубил слезливо волк.
И среди пластов скрипучих,
где зрачки сжимает свет,
он — единственный попутчик,
он — ночей щемящий бред.
И он весь — гремящая песнь
нестихающего отчаяния,
и над ним полыхают дни
векового молчания!
«Я один на белом свете вою
зазвеневшей древле тетивою!»
— «И я, человек, ловец твой и недруг,
также горюю горючей тоскою
и бедствую в этих беззвучья недрах!»
Стынь, стужа, стынь, стужа, стынь, стынь, стынь!
День — ужас, день — ужас, день, день, динь!
Но и здесь, среди криков города,
я дрожу твоей дрожью, волк,
и видна опененная морда
над раздольем Днепров и Волг.
Цепенеет земля от края
и полярным кроется льдом,
и трава замирает сырая
при твоем дыханье седом,
хладнокровьем грозящие зимы
завевают уста в метель…
Как избегнуть — промчаться мимо
вековых ледяных сетей?
Мы застыли у лица зим.
Иней лют зал — лаз тюлений.
Заморожен — нежу розу,
безоружен — нежу роз зыбь,
околдован: «На вот локон!»
Скован, схован у висков он.
Эта песенка — синего Севера тень,
замирающий в сумраке перевертень,
но хотелось весне побороть в ней
безголосых зимы оборотней.
И, глядя на сияние Севера,
на дыхание мертвое света,
я опять в задышавшем напеве рад
раззвенеть, что еще не допето.
Глаза слепит от синих искр,
в ушах — полозьев зыбкий свист,
упрям упряжек поиск —
летит собачий поезд!..
Влеки, весна, меня, влеки
туда, где стынут гиляки,
где только тот в зимовья вхож,
кто в шерсти вывернутых кож,
где лед ломается, звеня,
где нет тебя и нет меня,
где все прошло и стало
блестящим сном кристалла!
(1 votes, average: 5,00 out of 5)