День и ночь измучены бедою; Горе оковало бытие. Тихо плача, стала над водою. Засмотрелся месяц на нее. Опустился с неба, странно красен, Говорит ей:
Стихотворения поэта Сологуб Федор Кузьмич
«Хнык, хнык, хнык!» — Хныкать маленький привык. Прошлый раз тебя я видел,- Ты был горд, Кто ж теперь тебя обидел, Бог иль черт? «Хнык,
Кинул землю он родную И с женой не распрощался. Из одной земли в другую Долго молодец шатался. Наконец в земле литовской Счастье парню привалило
Где ты делась, несказанная Тайна жизни, красота? Где твоя благоуханная, Чистым светом осиянная, Радость взоров, нагота? Хоть бы в дымке сновидения Ты порой являлась
Суровый друг, ты недоволен, Что я грустна. Ты молчалив, ты вечно болен,- И я больна. Но не хочу я быть счастливой, Идти к другим.
Беспредельно утомленье, Бесконечен темный труд. Ночь зарей полночной светит. Где же я найду терпенье, Чтоб до капли выпить этот Дьявольский сосуд? Посмотрите,- поседела У
Больному сердцу любо Строй жизни порицать. Все тело хочет грубо Мне солнце пронизать, Луна не обратилась В алтарную свечу, И все навек сложилось Не
В одежде пыльной пилигрима, Обет свершая, он идет, Босой, больной, неутомимо, То шаг назад, то два вперед. И, чередуясь мерно, дали Встают все новые
Мне страшный сон приснился, Как будто я опять На землю появился И начал возрастать, И повторился снова Земной ненужный строй От детства голубого До
Среди шатания в умах и общей смуты, Чтобы внимание подростков поотвлечь И наложить на пагубные мысли путы, Понадобилась нам классическая речь. Грамматики народов мертвых
Царевной мудрой Ариадной Царевич доблестный Тезей Спасен от смерти безотрадной Среди запутанных путей: К его одежде привязала Она спасительную нить,- Перед героем смерть стояла,
Ликуй, звени, блести, мой легкий, тонкий стих, Ликуй, мой звонкий стих, о радостях моих. Я кроткою мечтой тоску преодолел, И сладко полюбил, и нежно
Короткая радость сгорела, И снова я грустен и нищ, И снова блуждаю без дела У чуждых и темных жилищ. Я пыл вдохновенья ночного Больною
О, жизнь моя без хлеба, Зато и без тревог! Иду. Смеется небо, Ликует в небе бог. Иду в широком поле, В унынье темных рощ,
Безочарованность и скуку Давно взрастив в моей душе, Мне жизнь приносит злую муку В своем заржавленном ковше.
Где ты, моя Ариадна? Где твой волшебный клубок? Я в Лабиринте блуждаю, Я без тебя изнемог. Светоч мой гаснет, слабея, Полон тревоги стою И
На улицах пусто и тихо, И окна, и двери закрыты. Со мною — безумное Лихо, И нет от него мне защиты. Оградой железной и
Под одеждою руки скрывая, Как спартанский обычай велит, И смиренно глаза опуская, Перед старцами отрок стоит. На минуту вопросом случайным Задержали его старики,- И
Зачем, скажи, В полях, возделанных прилежно, Среди колосьев ржи Везде встречаем неизбежно Ревнивые межи? Одно и то же солнце греет Тебя, суровая земля, Один
Все дано мне в преизбытке,- Утомление труда, Ожиданий злые пытки, Голод, холод и беда. Деготь ярых поношений, Строгой славы горький мед, Яд безумных искушений,
Не понять мне, откуда, зачем И чего он томительно ждет. Предо мною он грустен и нем, И всю ночь напролет Он вокруг меня чем-то
Запах асфальта и грохот колес, Стены, каменья и плиты… О, если б ветер внезапно донес Шелест прибрежной ракиты! Грохот на камнях и ропот в
Угол падения Равен углу отражения… В Сириус яркий вглядись: Чьи-то мечтания В томной тоске ожидания К этой звезде вознеслись. Где-то в Америке Иль на
Если б я был к счастью приневолен, Если б я был негой опьянен, Был бы я, как цвет тепличный, болен И страстями безумными спален.
Выйди в поле полночное, Там ты стань на урочное, На заклятое место,- Где с тоской распрощалася, На осине качалася Молодая невеста. Призови погубителя, Призови
Поэт, ты должен быть бесстрастным, Как вечно справедливый бог, Чтобы не стать рабом напрасным Ожесточающих тревог. Воспой какую хочешь долю, Но будь ко всем
Плыву вдоль волжских берегов, Гляжу в мечтаньях простодушных На бронзу яркую лесов, Осенней прихоти послушных. И тихо шепчет мне мечта: «Кончая век, уже недолгий,
Безгрешный сон, Святая ночь молчанья и печали! Вы, сестры ясные, взошли на небосклон И о далеком возвещали. Отрадный свет И на земле начертанные знаки!
Нынче праздник. За стеною Разговор веселый смолк. Я одна с моей иглою, Вышиваю красный шелк. Все ушли мои подруги На веселый свет взглянуть, Скоротать
Туман не редеет Молочною мглою закутана даль, И на сердце веет Печаль. С заботой обычной, Суровой нуждою влекомый к труду, Дорогой привычной Иду. Бледна
Скучная лампа моя зажжена, Снова глаза мои мучит она. Господи, если я раб, Если я беден и слаб, Если мне вечно за этим столом
Не болтай о том, что знаешь, Темных тайн не выдавай. Если в ссоре угрожаешь, Я пошлю тебя бай-бай. Милый мальчик, успокою Болтовню твою И
За мельканьем волшебных узоров Я слежу в заколдованной мгле, И моих очарованных взоров Не прельщает ничто на земле. Обаянья мои как вериги, Я страданий
Различными стремленьями Растерзана душа, И жизнь с ее томленьями Темна и хороша. Измученный порывами, Я словно вижу сон, Надеждами пугливыми Взволнован и смущен. Отравленный
Из мира чахлой нищеты, Где жены плакали и дети лепетали, Я улетал в заоблачные дали В объятьях радостной мечты, И с дивной высоты надменного
Дождь неугомонный Шумно в стекла бьет, Точно враг бессонный, Воя, слезы льет. Ветер, как бродяга, Стонет под окном, И шуршит бумага Под моим пером.
Пришла опять, желаньем поцелуя И грешной наготы В последний раз покойника волнуя, И сыплешь мне цветы. А мне в гробу приятно и удобно. Я
Келья моя и тесна, и темна. Только и свету, что свечка одна. Полночи вещей я жду, чтоб гадания Снова начать И услыхать Злой моей
Солнце светлое восходит, Озаряя мглистый дол, Где еще безумство бродит, Где ликует произвол. Зыбко движутся туманы, Сколько холода и мглы! Полуночные обманы Как сильны
Блажен, кто пьет напиток трезвый, Холодный дар спокойных рек, Кто виноградной влагой резвой Не веселил себя вовек. Но кто узнал живую радость Шипучих и
Передрассветный сумрак долог, И холод утренний жесток. Заря, заря, раскинь свой полог, Зажги надеждами восток. Кто не устал, кто сердцем молод, Тому легко перенести
Я люблю мою темную землю, И, в предчувствии вечной разлуки, Не одну только радость приемлю, Но смиренно и тяжкие муки. Ничего не отвергну в
Вижу зыбку над могилой, Знаю,- мать погребена, И ребенка грудью хилой Не докормит уж она. Нет младенца в колыбели, Крепко спит в могиле мать,
Ах, лягушки по дорожке Скачут, вытянувши ножки. Как пастушке с ними быть? Как бежать под влажной мглою, Чтобы голою ногою На лягушку не ступить?
На серой куче сора, У пыльного забора, На улице глухой Цветет в исходе мая, Красою не прельщая, Угрюмый зверобой. В скитаниях ненужных, В страданиях
Бога милого, крылатого Осторожнее зови. Бойся пламени заклятого Сожигающей любви. А сойдет путем негаданным, В разгораньи ль ясных зорь, Или в томном дыме ладанном,-
И это небо голубое, И эта выспренная тишь! И кажется,- дитя ночное, К земле стремительно летишь, И радостные взоры клонишь На безнадежную юдоль, Где
Любви неодолима сила. Она не ведает преград, И даже то, что смерть скосила, Любовный воскрешает взгляд. Светло ликует Евридика, И ад ее не полонит,
Балалайка моя, Утешай-ка меня, Балалаечка! У меня ли была, И жила, и цвела Дочка Раечка. Пожила, умерла, И могила взяла Дочку Раечку,- Ну и
Жизни, которой не надо, Но которая так хороша, Детски-доверчиво рада Каждая в мире душа. Чем же оправдана радость? Что же нам мудрость дает? Где