Природа с красоты своей Покрова снять не позволяет, И ты машинами не вынудишь у ней, Чего твой дух не угадает.
Стихотворения поэта Соловьев Владимир Сергеевич
Воздух и окошко, добытые с боя… Желтая береза между темной ели, А за ними небо светло-голубое И хлебов грядущих мягкие постели. С призраком дыханья
Дождались меня белые ночи Над простором густых островов… Снова смотрят знакомые очи, И мелькает былое без слов. В царство времени все я не верю,
Ведь был же ты, о Тертий, в Палестине, И море Мертвое ты зрел, о епитроп, Но над судьбами древней мерзостыни1 Не размышлял твой многохитрый
И вечером, и утром рано, И днем, и полночью глухой, В жару, в мороз, средь урагана — Я все качаю головой! То потупляю взор
День прошел с суетой беспощадною. Вкруг меня благодатная тишь, А в душе ты одна, ненаглядная, Ты одна нераздельно царишь. Все порывы и чувства мятежные,
Бескрылый дух, землею полоненный, Себя забывший и забытый бог… Один лишь сон — и снова, окрыленный, Ты мчишься ввысь от суетных тревог. Неясный луч
Что-то здесь осиротело, Чей-то светоч отсиял, Чья-то радость отлетела, Кто-то пел — и замолчал. Между 11 и 14 апреля 1898
В тумане утреннем неверными шагами Я шел к таинственным и чудным берегам. Боролася заря с последними звездами, Еще летали сны — и, схваченная снами,
Уходишь ты, и сердце в час разлуки Уж не звучит желаньем и мольбой; Утомлено годами долгой муки, Ненужной лжи, отчаянья и скуки, Оно сдалось
Друг мой! прежде, как и ныне, Адониса отпевали. Стон и вопль стоял в пустыне, Жены скорбные рыдали. Друг мой! прежде, как и ныне, Адонис
Был труден долгий путь. Хоть восхищала взоры Порой природы дивной благодать, Но неприступные кругом сдвигались горы, И грудь усталая едва могла дышать. И вдруг
Когда в свою сухую ниву Я семя истины приял, Оно взошло — и торопливо Я жатву первую собрал. Не я растил, не я лелеял,
В сей день безумья и позора Я крепко к Господу воззвал, И громче мерзостного хора Мой голос в небе прозвучал. И от высот Нахараима
Не там, где заковал недвижною бронею Широкую Неву береговой гранит, Иль где высокий Кремль над пестрою Москвою, Свидетель старых бурь, умолкнувший, стоит, А там,
О, как в тебе лазури чистой много И черных, черных туч! Как ясно над тобой сияет отблеск Бога, Как злой огонь в тебе томителен
Старую песню мне сердце поет, Старые сны предо мной воскресают, Где-то далеко цветы расцветают, Голос волшебный звучит и зовет. Чудная сказка жива предо мной,
Золотые, изумрудные, Черноземные поля… Не скупа ты, многотрудная, Молчаливая земля! Это лоно плодотворное,- Сколько дремлющих веков,- Принимало, всепокорное, Семена и мертвецов. Но не все
Владимир Соловьев Лежит на месте этом. Сперва был философ. А ныне стал скелетом. Иным любезен быв, Он многим был и враг; Но, без ума
Нет, силой не поднять тяжелого покрова Седых небес… Все та же вдаль тропинка вьется снова, Все тот же лес. И в глубине вопрос —
С тобой, Левон, знакомы мы давно, Пускай наружность изменилась. Что ж из того? Не все ль равно? Ведь память сердца сохранилась.
«Да не будут тебе Бози инии, разве Мене». Одна, одна над белою землею Горит звезда И тянет вдаль эфирною стезею К себе — туда.
Посвящается А. А. Луговому Из исландской саги Плещет Обида крылами Там, на пустынных скалах… Черная туча над нами, В сердце — тревога и страх.
Израиля ведя стезей чудесной, Господь зараз два дива сотворил: Отверз уста ослице бессловесной И говорить пророку запретил. Далекое грядущее таилось В сих чудесах первоначальных
Двенадцать лет граф Адальберт фон Крани Вестей не шлет; Быть может, труп его на поле брани Уже гниет?.. Графиня Юлия тоскует в божьем храме,
Мчи меня, память, крылом нестареющим В милую сердцу страну. Вижу ее на пожарище тлеющем В сумраке зимнем одну. Горькой тоскою душа разрывается, Жизни там
Ветер с западной страны Слезы навевает; Плачет небо, стонет лес, Соснами качает. То из края мертвецов Вопли к нам несутся. Сердце слышит и дрожит.
Я озарен осеннею улыбкой — Она милей, чем яркий смех небес. Из-за толпы бесформенной и зыбкой Мелькает луч,- и вдруг опять исчез. Плачь, осень,
Земля-владычица! К тебе чело склонил я, И сквозь покров благоуханный твой Родного сердца пламень ощутил я, Услышал трепет жизни мировой. В полуденных лучах такою
Вся в лазури сегодня явилась Предо мною царица моя,- Сердце сладким восторгом забилось, И в лучах восходящего дня Тихим светом душа засветилась, А вдали,
Я добился свободы желанной, Что манила вдали словно клад,- Отчего же с тоскою нежданной, Отчего я свободе не рад? Ноет сердце, и падают руки,
В час безмолвного заката Об ушедших вспомяни ты,- Не погибло без возврата, Что с любовью пережито. Пусть синеющим туманом Ночь на землю наступает —
Лишь год назад — с мучительной тоскою, С тоской безумною тебя я покидал, И мнилось мне — навеки я с тобою И жизнь, и
В былые годы любви невзгоды Соединяли нас, Но пламень страсти не в нашей власти, И мой огонь угас. Пускай мы ныне в мирской пустыне
Мы сошлись с тобой недаром, И недаром, как пожаром, Дышит страсть моя: Эти пламенные муки — Только верные поруки Силы бытия. В бездну мрака
Разогнали раскаты громовые Смутных снов налетевшую стаю. Перед бездной огнисто-лиловою Разорвалась завеса до краю. Шумно льются потоки назревшие, Гром гремит, словно чем-то утешен… Вижу
Нескладных вирший полк за полком Нам шлет Владимир Соловьев, И зашибает тихомолком Он гонорар набором слов. Вотще! Не проживешь стихами, Хоть как свинья будь
Лишь забудешься днем иль проснешься в полночи — Кто-то здесь… Мы вдвоем,- Прямо в душу глядят лучезарные очи Темной ночью и днем. Тает лед,
Милый друг, не верю я нисколько Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам, И себе не верю, верю только В высоте сияющим звездам. Эти
Шум далекий водопада Раздается через лес, Веет тихая отрада Из-за сумрачных небес. Только белый свод воздушный, Только белый сон земли… Сердце смолкнуло послушно, Все
Не жди ты песен стройных и прекрасных, У темной осени цветов ты не проси! Не знал я дней сияющих и ясных, А сколько призраков
Опять надвинулись томительные тени Забытых сердцем лиц и пережитых грез, Перед неведомым склоняются колени, И к невозвратному бегут потоки слез. Не об утраченных, о
В стране морозных вьюг, среди седых туманов Явилась ты на свет, И, бедное дитя, меж двух враждебных станов Тебе приюта нет. Но не смутят
Бедный друг, истомил тебя путь, Темен взор, и венок твой измят. Ты войди же ко мне отдохнуть. Потускнел, догорая, закат. Где была и откуда
Взгляни, как ширь небес прозрачна и бледна, Как тянутся лучи в саду полураздетом… О, что за чудный час меж сумраком и светом, Что за
Газели пустынь ты стройнее и краше, И речи твои бесконечно-бездонны — Туранская Эва, степная Мадонна, Ты будь у Аллаха заступницей нашей. И всяк, у
Во-первых, объявлю вам, друг прелестный, Что вот теперь уж более ста лет, Как людям образованным известно, Что времени с пространством вовсе нет; Что это
Враг я этих умных, Громких разговоров И бесплодно-шумных Бесконечных споров… Помнишь ли, бывало,- Ночи те далеко,- Тишиной встречала Нас заря с востока. Из намеков
Панмонголизм! Хоть слово дико, Но мне ласкает слух оно, Как бы предвестием великой Судьбины божией полно. Когда в растленной Византии Остыл божественный алтарь И
В сне земном мы тени, тени… Жизнь — игра теней, Ряд далеких отражений Вечно светлых дней. Но сливаются уж тени, Прежние черты Прежних ярких