Не знаю, может, правда, может, нет,
Но ходит слух: в Париже много лет,
Иль под Парижем в маленьком местечке,
Хранится тот, не сделавший осечки,
Пристрелянный дуэльный пистолет,
Которым он убит на Черной речке.
Пусть это лишь легенда наших дней,
Пусть многое недостоверно в ней,
Пусть срок еще и нынче не настал
Для выясненья правды или сказки,
Но ясно вижу я его металл,
Чуть потускневший от машинной смазки.
И хоть с его системой не знаком,
Я чувствую отчетливо до дрожи,
Как от прицела тянет холодком,
Как возлежит он с поднятым курком
На бархатном, на пропыленном ложе.
Быть может, устарел пружинный взвод
И за него не даст никто полушку, —
Но, притаившись, он приказа ждет,
Чтоб вновь кого-то вывести в расход,
Чтоб снова чье-то сердце взять на мушку.
Ведь наша боль по-прежнему остра,
Зажить рубцы раненья не успели.
Что делать, если только лишь вчера
Для нас убит был Пушкин на дуэли?!
Еще вчера брели мы по тропе,
Глядели вслед его умчавшей тройке,
Еще вчера теснились мы в толпе,
Собравшейся на набережной Мойки.
И на земле для нас покоя нет,
И в жизни нет другого интереса —
Пока убийцы затерялся след.
И трудно дышит раненый поэт,
Пока еще не выбит пистолет
Из безупречно белых рук Дантеса.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)